Мне стало любопытно, как именно
Шемаха разорвет магические наузы Чернобога, поэтому я, увернувшись
от Хотена, пытавшегося меня поймать, ловко запрыгнула на
ведьмовской стол.
– Проклятая жаба! – снова выругался
царевич, и старуха глянула на него исподлобья.
– Запомни, сынок, ведьм нельзя
обижать. Уж очень они злопамятны, – прошамкала старуха и вдруг
коснулась пальцем моей спинки. – Это ведь не простая лягушка, а
царевна-лягушка. Видишь, какая умница? И мордочка красивая, и
глазки разноцветные.
Я польщенно квакнула.
– Царевна-лягушка? – снова
взбеленился Хотен. – Да это Лихо Одноглазое! Столько бед я пережил,
словно проклял кто! Здебора чуть не убил! Из-за жабы чуть войну не
развязал!
Тысячи лет живу, но войн из-за меня
еще не развязывали.
Черные боги, как же приятно осознавать, что мир
намного безумнее, чем ты сам.
На следующее утро царевич в
одиночестве стоял перед сидящим на троне царем Дробном.
Его старшие братья привели с собой
беленьких и розовощеких девиц, откормленных, как на убой, да к тому
же похожих друг на друга, как две капли воды.
Обе с длинными косами, большими
глазами, такими же выпученными, как у меня, только синего цвета, в
красных платьях и рогатых шапочках, украшенных бусами и
камнями.
– Где твоя невеста? – хмуро спросил
Хотена царь, зябко кутаясь в подбитый мехом плащ. – Слово отца ни
во что не ставишь? Жизнь не дорога?
– Жизнь дорога, а свобода – дороже, –
спокойно ответил младший царевич. – Зачем помиловал? Казни, раз
решил. Я же убийца и вор? Пора и честь знать.
Казнить?
Это что еще за новости? Я для чего из
лягушачьей кожи вон лезла? Чтобы так глупо умереть? Скажи отцу, что женишься,
увалень!
Вдруг тишину позолоченного царского
чертога разорвало мое гневное кваканье.
Хотен нервно похлопал себя по
нагрудному карману и сделал вид, что кашляет, но было уже
поздно.
Слух у царя был, как у лисицы, а
взгляд, как у орла, поэтому он спросил:
– Что это у тебя квакает, Хотен?
Лягушка что ли?
– Да, – нехотя признался младший
царевич. – Это мой… помощник, – нашел походящее слово младший
царевич и бросил убийственный взгляд на Здебора, который не сводил
с него ледяного прищура.
– Ну что ж, – сказал царь и вдруг
сменил гнев на милость. – Сыновья мои! Слушайте мой указ! Пусть
невесты ваши или помощники, – с нажимом добавил он, – испекут мне
хлеб, да такой, чтоб его съесть мог. Кто к завтрашнему утру
справится, получит благословение, а кто не справится…