Да уж, в мое время даже крысы жили
лучше.
Вдруг царевич-оборванец схватил меня
за лапу и отдал уродливой старухе в черной палатке, которая с
интересом обнюхала меня горбатым пупырчатым носом, а потом лизнула
синюшным языком.
– В ней нет яда. Сто восемьдесят
рубиев, – прошепелявила она.
– Э, нет, бабуля. Я самолично осушил,
– с усмешкой возразил бродяга и скрестил на груди руки. –
Двести.
– Какая же я тебе «бабуля»? Я
вообще-то моложе тебя. Это все чернуха и откаты. Яды тоже красоты
не добавляют, поэтому за намек на мой возраст – сто пятьдесят
рубиев.
– Э, нет, шельма…
– Меня вообще-то Шемахой зовут.
– Не важно! – потерял терпение
немытый царевич. – Это чистокровная угарка! На себе проверил!
– Врешь. Ее яд смертелен, – возразила
старуха.
– Я запойный отравник. Напоминаю,
угарки – вымирающий вид.
– Поэтому ценный и дорогой, –
пробормотала в ответ Шемаха и хитро прищурила один глаз. – Его
может позволить себе только царь. Или его беглый сыночек.
– Не придумывай, бабуля. Я обычный
наемник.
– Как и все мы, – хмыкнула в ответ
старая женщина.
– Я сказал, что нашел ее на
Морильском болоте? Она сидела на каменном алтаре твоего божества.
Того самого, чей идол ты регулярно окропляешь кровью в лесу,
поэтому сто девяносто рубиев и точка.
– Сперва я должна ее проверить. Если
серебро почернеет, то сделка, – деловито прошепелявила женщина и
вонзила иголку в мою правую лапу.
***
– Твою ж мать! – выругался царевич и
вдруг подпрыгнул на левой ноге.
Боли я не ощутила – так, легкий укол,
словно комар укусил, зато левый сапог царевича-оборванца
моментально набряк кровью, словно кто-то пробил его невидимой
стрелой.
Серебряная игла почернела и упругий
мешочек, набитый рубиями, перекочевал из морщинистых рук старухи к
вонючему бродяге, который, ругаясь, старательно перевязывал рану на
ступне.
Вдруг, довольно хмыкнув, Шемаха
ткнула мне в правый глаз желтым сломанным ногтем, и я возмущенно
квакнула, но мой крик заглушил поток отборной мужской брани.
– Мой глаз! Прекращай, иначе кишки
выпущу, – пригрозил старой женщине немытый.
– Глаз. Точно. Один красный, а другой
черный… Это не лягушка, – прошепелявила в ответ Шемаха и с
интересом уставилась на царевича, яростно трущего правую
глазницу.
– И кто же? Леший? – зло отозвался
беглый.
– Ведьма.
– Сама ты ведьма!
– Я говорю, ведьма на тебя порчу
поставила, сынок. Очень сильную. Через эту лягушку. Кто ей вред
причинит, тот и тебя убьет. Любопытно, наоборот действует? Надо
проверить, – пробормотала старуха, схватила оборванца за руку и
уколола иглой его указательный палец.