— Брюс? — переспросил Харитон Порфирьевич. —
Колдун государев? Что-то ни о чём таком я не слыхал… Впрочем,
ладно, ты прав, чего вокруг да около ходить. Я тебя не первый год
знаю, ты меня тоже. Только смотрите, язык за зубами держите, мне
огласка глупая да слухи дурные не нужны.
— Ты, Харитон Порфирьевич, поучи дворню ложки не воровать,
а не нас язык за зубами держать, — сказал Симай. — Да и
вообще не понимаю я твоих опасений, когда давно всем всё
известно.
— Что известно? — нахмурился управляющий.
— Что Дарья Сергеевна, воспитанница князя Василия Лукича,
чахнет день ото дня, и никто не знает, по какой причине, —
негромко сказал цыган. — Лекари немецкие денежки берут, а
толку никакого. Ты уж небось князю в город Париж отписывать
собрался, что дела плохи? Да только боишься гнева его светлости, уж
больно привязан Василий Лукич к воспитаннице своей. Оно и понятно.
Такую красоту поискать, пол-России обойдешь — не найдёшь. Так,
Харитон Порфирьевич, а? Чего молчишь?
— Всё так, — вздохнул управляющий и выбил
трубку. — Чахнет Дарья, слабеет, и есть у меня подозрение, что
не болезнь это. Поэтому к тебе и обращаюсь.
— Упырь? — деловито осведомился Симай.
— И не простой, боюсь. Заграничный.
— Ага. Вампир, значица.
— Он.
— Так… Вот что, Харитон Порфирьевич, давай-ка всё
по-порядку. А я буду тебе в нужных местах вопросы задавать.
И управляющий рассказал всё по порядку.
На юго-востоке, за Калужской дорогой, с владениями князя Василия
Лукича Долгорукого до недавнего времени граничила землица дворянина
средней руки Александра Ивановича Ларионова с двумя деревеньками
общим числом в двадцать восемь дворов да небольшим поместьем близ
берёзовой рощи. Однако три года назад Ларионов был взят под стражу
в связи с делом царевича Алексея, отголоски которого до сих пор
гуляют по России, оставляя без имений, званий, а иногда и голов то
одного, то другого человека, хоть не слишком знатного, хоть
древнего рода — без разницы. Попал под раздачу и Ларионов Александр
Иванович. По правде ли, по кривде — то неведомо, но был признан
виновным в пособничестве государственным изменникам, лишён званий и
владений, бит кнутом и сослан в Сибирь навечно вместе со всей
семьёй. Деревеньки же с землицей отошли в государеву казну. Однако
чуть менее трёх месяцев назад появился в имении Ларионова новый
хозяин — француз Бертран Дюбуа. Молодой, лет двадцати пяти — семи,
неженатый. По-русски говорит хорошо, почти и без акцента. Каким
образом он получил в собственность бывшее владение Ларионова вместе
с почти двумя сотнями крепостных душ, было Харитону Порфирьевичу
неведомо. Видать, отличился на государевой службе, не иначе.
Правда, ходили слухи, что мать этого самого Бертрана была чуть ли
не дальней сродственницей самого Франца Лефорта, ныне покойного, а
некогда, как то всем известно, личного друга царя Петра
Алексеевича. Но слухи — слухи и есть, им можно верить или не
верить, однако суть дела они не проясняют. Важно не это. А то, что,
появившись впервые в округе, как уже было сказано, около трёх
месяцев назад, этот самый Бертран нанёс соседский визит сюда, в
имение князя Долгорукого Василия Лукича, где и познакомился с
Дарьей Сергеевной.