— По неделе ещё ладно, — сказал Харитон
Порфирьевич, — то всего лишь малый запой. А вот когда большой,
до месяца… — Он вздохнул. — Ладно, что-то не туда мы
свернули, давайте ближе к делу.
— Давайте, — согласился Сыскарь.
Харитон Порфирьевич продолжил рассказ. Собственно, там уже и
рассказывать-то особо было нечего, и голые факты сводились к
следующему. В первый месяц Бертран Дюбуа трижды посещал имение
князя Долгорукова, всякий раз под присмотром или самого Харитона
Порфирьевича или специально назначенной мамки виделся с Дашей, и
всё было хорошо — дело явно шло к сватовству. Но потом Бертран
уехал по делам в Москву. Не было его вроде и недолго — всего-то две
седмицы. Но вернулся он оттуда совсем другим человеком. Во-первых,
изменился внешне — очень уж побледнел, глаза запали и заблестели
каким-то неестественным светом. Речь, до этого плавная и мягкая,
зазвучала отрывисто и даже грубо. Опять же, совсем перестал днём
приезжать — только поздно вечером, когда солнце уже пряталось за
лесом, и не верхом, как раньше, а в закрытой карете. Собственно,
один только раз после своего возвращения из Москвы и приезжал. Но
этого Харитону Порфирьевичу вполне хватило, чтобы запомнить.
— Так вышло, что пришлось мне их тогда наедине оставить,
никак иначе было нельзя. Час или около того пригляда не было, и о
чём там промеж них речь шла или что делалось — мне неведомо. Только
больше месяца, считай, как он здесь не показывается, —
закончил он. — И за это время Дарье Сергеевне становится всё
хуже и хуже. Она не жалуется, но я-то вижу. И это, Симаюшка, как
мне кажется, не просто любовные страдания. Вернее, не только
они.
— Днём из дома она выходит? — деловито осведомился
Симай.
— Пока — да. Но всё реже и ненадолго. Боюсь, как бы не
поздно было.
— А чего ж ты раньше за мной не послал?
— Раньше… Раньше мне такие мысли и в голову не приходили.
Да и сейчас, правду сказать, не уверен.
— Не уверен он… Ладно, будем разбираться. Ежели, знамо
дело, ты нас нанимаешь. Нанимаешь или как?
— Э… а сколько возьмёшь?
— Недорого, как со своего. Десять рублей. Это ежели
подозрения твои не подтвердятся и Бертран нормальным окажется. Мало
ли, всяко быват. А вот ежели это то, что мы с тобой оба думаем… Тут
дороже станет, сам понимашь. Француз, судя по тому, что ты
рассказал, птица непростая, высоко летает. Такому осиновый кол в
сердце вбить… — Он сокрушённо покачал кудлатой головой. —
Это тебе не упырь деревенский обыкновенный.