– Назад! Все назад!!! – заорала изо
всех сил Светлана, призывая тьму и собой закрывая корзину с
разрастающимся на глазах светочем, резко менявшим цвет от бордового
до нереально белого, выжигающего глаза. За ней же абсолютно
беззащитные Демьян и Владимир! И Сашка – он не уйдет без них в
кромеж. Надо задержать светоч, сжигающий все на своем пути, надо
дать Сашке время, чтобы он успел утащить своих друзей под защиту
межмирья. Она же… Она знала, чем рисковала, и шагнула в ведьмин
круг осознанно. Она еще успела удивиться тому, что светоч абсолютно
неузнаваем – всегда отпечаток ритуала оставался на эфирных нитях.
Значит… Додумать она не успела.
Стало резко жарко. И больно. И громко
из-за «Светла-а-ана!», «Алексеевну» она уже не расслышала. И вовсе
незачем ругаться её именем. Оно у неё красивое, между прочим.
Было темно. Холодно. И легко. Она
тонула все глубже и глубже под черной, анестезирующей водой,
заставляющей все забывать. Пузырьки воздуха улетали прочь из
Светланы, серебряным инеем застывая, как воздушные шарики, в черном
ледяном небе. Один. Другой. Третий. Последний.
Красиво. Даже жаль, что никто больше
их не видит.
И только хриплый, смутно-знакомый
голос где-то над водой, утягивающей на дно, уговаривал держаться.
За что? Для чего? Он звал, он не давал уснуть, он откровенно мешал.
Прогнать бы, да не было сил. Даже вдохнуть не было сил.
Пахнуло знакомо-обжигающе
притягательной сейчас Навью. Светлана не поняла, зачем туда
шагнула. Она не собиралась в Навь. Рано.
– …правильно, рано, очень рано… –
хрипел над водой голос. – Не надо туда…
Навь распахнула свою черную завесу, и
перед Светланой возник летний луг с высокими травами, пахнущими
медом и пылью. Жужжали хозяйственные пчелы, собирая мед. Папа
всегда говорил, что их надо обходить стороной и не мешать. Звенел
стрекотом кузнечиков зенит. Жаром несло от земли, и воздух дрожал
алым маревом, из которого вот-вот выйдет полудница и позовет с
собой танцевать. У Лизы не было с собой ярких лент для неё, но
можно расплести косу и предложить белый бант. Он шелковый, длинный,
мягкий. Полуднице должно понравиться. Луг трепетал яркими крыльями
бабочек. И откуда-то издалека несся знакомый мальчишечий крик:
– Догоня-а-а-й!
Ей снова было лет десять. Она снова
была ребенком.
– Митенька, стой!