Что ж, Константин Львович зашел сразу
с козырей, не уточняя, каких родителей он имеет в виду. Светлана
подобралась и настороженно сказала, хоть и не чувствовала себя
сейчас способной противостоять Волкову – он в политике почти с
рождения, её же держали от политических игр как можно дальше:
– И вам добрый день, князь. –
Обращение равного к равному, хотя она все же по положению выше,
гораздо выше Волкова. Тот, продолжая внезапным отеческим тоном,
ласково попенял ей:
– Заварили же вы кашу, Елизавета. –
Еще и головой качнул, чуть-чуть осуждающе. – Как расхлебывать
будете?
Светлана предпочла отмолчаться – это
единственное, что она помнила из наставлений матери: взяв паузу,
держи её до конца. Князя это не задело, он подкатил кресло чуть
ближе – остановился почти напротив лица Светланы. Кажется, он
заглянул-таки в глубокий ворот её сорочки, но явно не впечатлился –
перевел взгляд вверх и продолжил, разбивая тишину – даже чириканья
птиц в больничном парке не было слышно:
– Знаменитое упрямство Рюриков. Оно
не одного царя подводило, Елизавета. Дурное это. Утешает одно:
лучше упрямство, чем полная бесхребетность, как у вашего отца.
Светлана заметила, что о Григории –
её настоящем отце, он предпочел не помнить. Все же… лелеет какие-то
замыслы о венчании на царство Елизаветы?
– Что вам от меня нужно? – Голова
продолжала болеть, и плести кружева ненужных заговоров Светлана
была не в состоянии. Она знала: не ей тягаться с тяжеловесом в
политике, каким был Волков. Лучше сразу спросить, что он от неё
хочет.
Предсказуемо ответа она не получила –
князь ответил вопросом на вопрос:
– А вы, Елизавета, как сами
думаете?
Она обвела мрачным взглядом Волкова.
За последний месяц в нем мало что изменилось. Еще далеко не старый
в свои пятьдесят три года, привлекательный зрелой, выдержанной
красотой, он выглядел чуть старше своего сына Михаила. Как и его
жена княгиня Софья Николаевна, Константин Львович не пренебрегал
молодящими заклинаниями, просто не так откровенно: эфирные плетения
почти не были видны – специально истончены до предела, чтобы не
бросались в глаза. Князь отличался богатырским телосложением:
широкие плечи, сильные руки, крепкие кисти – остальное не
разглядеть, потому что нижнюю половину своего тела Волков
предпочитал прятать под пледом. Светлые волосы эдакой львиной
гривой падали на плечи. Чистая, внезапно загорелая кожа –
аристократы до сих пор предпочитали благородную бледность.
Классические черты лица. Возраст выдавали только глаза – в тонкой
сетке мелких морщинок на веках. Хорош! Михаил когда-нибудь тоже
станет таким – эдакий уверенный в себе воин, богатырь, коими
славилась Русь. Соль земли. И навсегда прикован к инвалидному
креслу, как Илья Муромец. Тот тридцать три года сидел на печи, а
Волков и трети срока пока не прожил, только по его душу не придут
калики и не спасут волшебной колодезной водой. Его спасение в жилах
Светланы. Горько, наверное, осознавать, что близко спасение, да в
руках непослушной пигалицы. Только сдаваться на милость Волкова и
лечить его она не будет – себе дороже это. Светлана твердо
сказала: