И я сел, чувствуя, что жизнь здесь, в этой глуши, течёт по своим
законам, и я — лишь гость в этом неторопливом, но честном мире.
На столе, на кружевной салфетке, будто на троне из прошлого
века, царствовал «Океан» — ящичек потёртого дерева. Выдвинутая
антенна, тонкая и упрямая, как шпага дуэлянта, пронзала статику
эфира, пытаясь вырвать из неё крупицы смысла. Транзисторный
приёмник, вестник из детства. Тогда мне казалось, что радио
дирижирует миром, но здесь, в этой глуши, его сила ограничивалась
хриплыми голосами далёких станций.
— Сейчас будем слушать, — капитан взглянул на часы, блеснувшие
холодным светом стали. Его пальцы, покрытые мелкими рубцами, нажал
кнопку. Приёмник ожил, зашипел, словно змея, и выплюнул сигналы
точного времени — бип-бип, отсчитывающий секунды нашего затерянного
мира. Затем звучный голос на испанском полился, как смола,
обволакивая комнату чужими словами. Язык я забыл, да и не знал
никогда, но в интонациях слышался вкус диктатур и революций, Куба,
любовь моя, остров зари багровой.
Музыка тридцатых ворвалась внезапно — танго, полное страсти и
надрыва, как будто сам Оскар Строк сел за рояль в тени пальмы. Но
танцев не было. Мы сидели, загипнотизированные, слушая, как звуки
прошлого сплетались с тишиной настоящего. Капитан, сидел, обхватив
голову руками, будто удерживая мелодию, а его тень на стене
колыхалась, как призрак из эфира.
— А русские станции есть? — спросил я, нарушая гипноз
музыки.
Капитан усмехнулся, словно я предложил посадить под окном
кокосовую пальму.
— Да считай, что и нет. На длинных и средних волнах — треск,
будто кто-то точит нож о камень. На коротких… — он махнул рукой в
сторону окна, за которым метель выписывала коды Морзе. — Иногда
Китай ловим, Украину. Говорят про санкции, про космос, про войны…
Но это всё — большая политика, а у нас тут, в Чичиковке, своя
вселенная. Мы как папанинцы, все мысли — не утонуть бы.
— Неужели «Маяк» нельзя поймать? — настаивал я, вспоминая
позывные, когда-то известные всей стране.
Капитан встал, его тень накрыла карту мира, висевшую на стене
рядышком с картой колхоза «Маяк». Для масштаба.
— Сколько ни пытались — тишина. «Маяк» ушел на дно вместе с
Атлантидой. А может, это мы на дне… — Он замолчал, будто поймал
себя на мысли, слишком личной для этой комнаты. — Музыка лучше. Она
не врёт. Вот послушай…