Из динамика полились аккорды, напоминающие шум шаров невидимых
планет. Танго сменилось фокстротом, и я вдруг представил капитана в
смокинге, танцующего с южноамериканской красавицей.
Капитан подошёл к столу, где четверо стариков, словно алхимики,
перебирали костяшки домино — белые точки на черной кости. Секретный
код.
— Мой черед, — бросил он, и кости застучали, будто шифровальная
машина.
Я остался один на один с эфиром. Танго вернулось, его ритм бился
в такт метели за окном. Внезапно в музыке возникли помехи — свист и
вой, будто вновь проснулись древние динозавры-глушилки.
Я вгляделся в приёмник: не мираж ли это? Но капитан, не
оборачиваясь, произнёс:
— Не обращай внимания. Это эхо от спутников. Или от чего
похуже…
Его слова повисли в воздухе, как дым от «козьей ножки». Я понял
— здесь, в Чичиковке, даже радио было частью тайны, словно каждый
хрип эфира хранил намёк на невидимую войну, которую вели где-то за
горизонтом, используя технологии, которые убивают и ваших, и
наших.
А мы слушали танго, зная, что за каждой нотой может скрываться
шифр, за каждым треском — послание, которое изменит всё… или
ничего.
— Капитан Погода, ты в шашки играешь? — обратилась ко мне дама
позднего зрелого возраста, постукивая костяшками шашек о деревянную
доску. Голос звучал так, будто она спрашивала не об игре, а о
чем-то куда более важном. В её руках шашечница казалась древним
артефактом, покрытым царапинами и пятнами от бесчисленных
партий.
Не дожидаясь ответа, она расставив шашки с ловкостью фокусника.
Себе взяла. Мои, стало быть, чёрные.
— Играл когда-то, — ответил я, сдерживая зевок. Ветер завывал в
печной трубе, вторя ее вопросу. Глаза дамы сверкнули, будто она
уловила слабину в моем тоне.
— Что такое треугольник Петрова? — спросила она, экзаменуя
новобранца.
— Приём поймать дамку противника тремя своими, — буркнул я,
вспоминая казарменные вечера, где шашки были единственным
развлечением между дежурствами. Шашки и водка — тут, шашки и ром —
там.
— Допустим, играл, — она кивнула, словно ставя галочку в невидимом
протоколе. Её пальцы скользнули по доске, будто дирижируя незримым
оркестром.
Партия началась стремительно. Шашки стучали, как метроном,
отсчитывая секунды до разгрома. Знание треугольника Петрова
оказалось бесполезным против ее хитрой, словно лисьи норы,
стратегии. К двенадцатому ходу мои чёрные дрожали, как осенние
листья на ветру, а её белые готовились праздновать победу.