— Ладно, сегодня переночуешь у меня,
а завтра я тебе твой гостевой домик покажу.
Городничий постелил мне в крохотной
комнатушке, но мне было все равно, я чертовски за весь день поездки
устал и потому с радостью плюхнулся на жесткую кровать и тут же
уснул.
***
Утром Василий Харитонович отправил
меня в больницу, где мне предстояло проходить что-то вроде
практики, а сам пообещал немного привести к вечеру мой дом в
порядок.
Село Нечистое оправдывало своё
название. Узкие, едва протоптанные улочки напоминали скорее тропы
через лес, чем полноценные дороги. Грязь и лужи покрывали землю
сплошным ковром, а запах сырости и разложения доносился откуда-то с
ближних полей. Дома, словно приклонённые к земле временем, стояли
вразброс. У многих из них крыши перекосились, окна были затянуты
грязной плёнкой вместо стекла, а кривые заборы, по большей части
уже упавшие, служили лишь напоминанием о когда-то ухоженном виде
этого места.
По улице брели несколько местных
жителей. Лица их были измученными, почти выцветшими от усталости и
бедности. Одни тащили за собой старые тележки с хворостом, другие
молча сидели у крыльца своих домов, наблюдая за всем пустыми
глазами. Здесь не было радости, только бесконечная борьба за
выживание.
Я подошёл к зданию, которое с трудом
можно было назвать больницей. Одноэтажный деревянный дом выглядел
лучше остальных строений, но всё равно производил унылое
впечатление. Краска на стенах облезла, а дверь держалась на петлях
чудом. На вывеске, где когда-то, вероятно, гордо значилось
«Медицинское учреждение», остались лишь неразборчивые буквы.
Я поднялся на крыльцо, которое
скрипело под ногами, и открыл дверь. Внутри запах был ещё более
удручающим — смесь лекарств, плесени и дешёвого табака. Комната
ожидания представляла собой тесное помещение с парой старых лавок
вдоль стен. На одной из них кто-то оставил грязные бинты.
Из кабинета, двери которого были
приоткрыты, доносились голоса. Я вошёл без стука.
Врач сидел за столом, заваленным
бумажками, бутылками и остатками еды. Мужчина выглядел так, словно
это место было для него одновременно домом и тюрьмой. Его короткие,
спутанные волосы начинали седеть, на лице виднелась трёхдневная
щетина. Хищные глаза цвета болотной воды искали во мне то ли врага,
то ли собеседника. На докторе был грязноватый халат, некогда белый,
а теперь сероватый и местами замызганный.