***
— Наденьте
это, пожалуйста, — приказал Умбердо и бросил на подушку перед
Рейнхильдой свёрток. — Сегодня я останусь в ваше опочивальне. Вам
нужно принять подобающий вид.
— Как
дражайшему супругу будет угодно, — процедила хайлигландка.
Рейнхильда ждала
каждого совместного ночлега с кронпринцем как пытки. Сколько
ни пыталась она подготовиться, каждый раз Умбердо неприятно
её удивлял, придумывая забавы, которым монахини знатных девиц
не учили. И никто не готовил ее к тому,
что порой мужья предпочитали общество мужчин не только
на охоте, но и в постели. При дворе
на особенности Умбердо закрывали глаза до тех пор, пока
это обстоятельство не мешало интересам страны.
Беда была
в том, что как раз интересы страны начинали страдать: уже
несколько лун от Рейнхильды ждали вестей о грядущих
наследниках, но ей было нечем радовать венценосного
свёкра.
— Нравится?
— будничным тоном спросил кронпринц, когда она развернула
подарок. — Шили на вас.
— Главное,
чтобы нравилось вам, — ответила хайлигландка, покорно
стаскивая ночную рубаху. Она шла на это унижение лишь затем,
чтобы помогать родному дому — так она себя убеждала. Быть
может, удайся ей ублажить Умбердо, тот стал бы более
сговорчивым в отношении помощи Эллисдору.
Каждый раз, когда
супруг приходил к ней в опочивальню, он заставлял
её надевать мужскую одежду и брал сзади. Чаще всего они
оставались не одни: у кронпринца хоть что-то получалось,
только если он смотрел на обнажённых юношей. Порой
им приходилось вмешиваться само соитие и помогать.
Радовало лишь то, что позже эти юноши загадочным образом
исчезали, и позор знатной семьи был не столь явным.
Однако вопреки
всем усилиям Рейнхильда так и не понесла, хотя лунные дни
приходили к ней регулярно, а врачи не ставили под
сомнение её способность воспроизвести потомство.
Но обвинять мужей в бесплодии в Гацоне было
не принято.
— Сегодня
мы одни? — Рейнхильда зашнуровала штаны, заправила
в них рубаху и надела сапоги. На плечи накинула
камзол да так и оставила не застёгнутым — всё
равно стал бы мешать, когда всё начнется.
Кронпринц бросил
на неё оценивающий взгляд и удовлетворённо хмыкнул.
Видимо, остался доволен тем, что получилось. Рейнхильда покосилась
на своё отражение в зеркале и тяжело вздохнула:
следовало признать, в мужской одежде было удобнее,
да и двигаться она могла свободнее. В этом простом
мужском наряде она выглядела даже мужественнее самого Умбердо
с его причёсками, жемчужной пудрой на щеках, тонкими
пальцами в перстнях и кучей украшений на одежде.
И оттого всё, что она делала, казалось ей неуместным,
неправильным, отвратительным.