Я дошел до дверей, ведущих в коридор
к ректору и, к сильнейшей досаде, увидел, что неподалёку, около
окна, стоит сложив руки на груди Кельси Хов со своими подхалимами.
Его торжествующая улыбка победителя добавила невыносимой
горечи.
У дверей в кабинет ректора было
пустынно и тихо. Бархатный бордовый диванчик для ожидающих
пустовал. Напротив — голографические портреты лучших лекторов и
курсантов. С заносчивой гордостью смотрел на меня Кельси Хов. И
теперь рядом с ним висел портрет неизвестного мне курсанта. Вместо
моего. Они быстро его сняли.
Широкая спина ректора, обтянутая
темно-синей тканью, загородила половину окна. Баун покачивался с
пяток на носки, заложив руки за спину. Вид за окном ничем не
изменился за все годы, что я учился в Академии.
Повисла тишина, прерываемая лишь
тихим нарастающим шипением пронесшегося скоростного поезда.
Магнитная лента направляющей проходила чуть выше окна здания
Академии. Флаер выскочил из туннеля, и унесся в стратосферу, чтобы
через буквально мгновение оказаться где-то у горизонта.
Наконец, Баун соизволил обернуться,
дошел до стола. Развернул массивное кресло и медленно присел,
словно у него был геморрой. Сцепил пальцы перед собой на столе.
Из-под мохнатых бровей — тяжелый взгляд.
— Эдгар Рей, вы отчислены из
Академии, — изрек он фразу, которую хоть я и знал заранее, но упала
она, словно свинцовая плита, раздавив своей тяжестью мою сущность.
— Причина изложена в уведомлении. Вы прочли?
— Да, я прочёл. Но я не взламывал
систему тестирования. Я лишь разблокировал последнее задание.
— Это задание составил ваш отец,
маршал Рей.
Он сделал долгую паузу. Видимо, чтобы
я осознал до конца важность сказанных слов.
— Отец не передавал мне никаких
кодов. Я понятия не имел, кто составил это задание.
— Ваш отец — предатель нации! —
внезапно взорвался Баун. — Он изменщик, заговорщик! Он нанес нашей
нации огромный ущерб своими проектами! Вы понимаете, что сын
предателя не может учиться в нашей Академии?! — в конце голос Бауна
сорвался на визг.
Всегда такой флегматичный, Баун
вскочил, лицо побагровело, распухло. Схватил толстые папки, всегда
своей солидностью украшавшие стол, швырнул. Они распахнулись,
высыпались пожелтевшие листы. Абсолютно без текста. Папки служили
лишь декорацией, как и высокие шкафы из полированного красного
дерева и фолианты с тисненными золотом корешками.