— Так задайте вопросы, Матвей… — я чуть замялся. — Иванович?
Правильно?
— А ранее так дядькой Матвеем звал, — ностальгически заметил
мужик, но разряженное ружье продолжал направлять на меня. — Растут
детки.
«Особенно твоя дочь» — подумал я, но, естественно, не стал
усугублять.
Я присмотрелся к оружию. Нет, это точно не многозарядная
винтовка. Пока мне не грозит быть застреленным. И в целом… это было
такое большое ружье и такое… неэстетичное, что ли. Оружие, как по
мне — это совершенное творение человека. Чтобы убить себе
подобного, сотворить непотребство, человек всегда использует лучшие
свои качества: ум, креативность, трудолюбие, творчески, с
вдохновением подходит к орудиям уничтожения.
— Дядька Матвей, отпустили бы вы ружье, всё одно разряжено! —
сказал я.
Мужик посмотрел на свое оружие.
— Вот же анафемой мне по горбу, — делано возмутился мужик и
улыбнулся, видимо, ему ну очень понравилось ругательство. — А штык
и забыл закрепить. Как же я тебя резать-то буду?
— А у меня нож есть, принести? — пошутил я.
Матвей Иванович опешил, не сразу понял юмора. А мне со своими
шуточками поосторожнее нужно быть, а то еще всерьез подумает, что я
готов и ножик принести, и тазик подставить, чтобы не пачкать
собственной кровью любимого доброго крестного. А он улыбнется мне,
мол, где наша не пропала, да перережет горло. Так и закончил бы я
свои дни с легкой улыбкой носителя тяжелой формы дебилизма.
— Вот в этом ты весь, Лешка, несурьезный. Еще слов нахватался,
лаяться научился по своим книгам французским, а не человеком
становишься, а этим… обезьяном, — посетовал Матвей Иванович,
бережно приставляя ружье к стене.
«И в каких это книгах так ругаться учатся? Я бы почитал» —
подумал я.
Впрочем, в будущем такого творчества хватает.
Я уже было счёл, что все, угроза от неадекватного дядьки
миновала, но тут он достал из-за пояса большой кинжал. Вот же,
ебипетская сила, неугомонный! Я старость уважаю, но придет же
предел терпению — и сломаю нос «воспитателю».
— Заходь в комнату, окоём! –- потребовал Матвей Иванович, после
подошел к сжавшемуся в комочек у лестницы Емельяну и обратился уже
к нему: — А ну-ка, Емелька, принеси-ка мне розги, да смоченные кабы
были. Буду твоего барина уму-разуму научать. Давно нужда была
выпороть да дурь выбить.
Емельян Данилович было дернулся исполнять волю Матвея, но я
остановил.