Сегодня был день рождения Данилы, моего младшего сына. Сколько
же ему? Хороший вопрос. Когда меня вышвырнуло в прошлое, ему было…,
так, ему было тридцать шесть, да, тридцать шесть. Ого, старше меня
нынешнего! Как же я по ним всем скучаю… Мальчишки, Нина, как вы
там? Небось, на даче. Шашлыки, баня, а то и речка после парилки –
такая уж традиция давно сложилась на этот день. Данилкина Люсечка
мой любимый салат соорудила. Вездесущий Сергей Васильевич, наш
сосед, с утра пораньше корзину грибов тайком на крыльцо притащил. И
ведь ни за что не признается, что это он, хотя корзинка-то сразу
видно чья. Будет хитро поглядывать да на местного лешего всё
валить. Но чарочку за общим столом примет с достоинством и посидит
«за компанию», а то и бывальщинку какую расскажет.
Интересно, где там в той жизни я? Лежу, наверное, в дальней
комнате коматозный, овощ овощем. Мозгов-то нет, здесь они, со мной
оказались. Меня с ложечки кормят да памперсы меняют, привычно
поругивая, когда много «вторичного продукта» выдам. Надоел всем, уж
помирал бы скорей, что ли.
А может и не так всё? Может и я там в беседке вместе с ними со
всеми. Посиживаю, как ни в чём не бывало, в любимом шезлонге да
щурюсь от яркого солнышка. Или Люсечкин салат трескаю. А то – в
бане на полке́, и тот же Данила, ох, и любитель попариться,
обихаживает меня берёзовым веничком вперемешку с можжевеловым.
Хорошо! И никакие метаморфозы с путешествиями во времени мои думы
не тревожат. Тогдашнее ножевое ранение оказалось не таким уж
опасным, хотя и напугало домочадцев изрядно…
Стоп! А я здешний, вот этот самый я, тогда кто?
А ты – химера, отвечаю сам себе. Химера, рождённая твоим же
испуганным мозгом в момент ранения там, в двадцать первом веке, и
застрявшая где-то на задворках сознания так глубоко, что на
поверхность уже никогда не всплывёт. И это значит, что тебя просто
нет.
Думать так сильно не хочется. Я подхожу к старенькому зеркалу с
лишаями отставшей амальгамы и пристально рассматриваю себя. Я –
есть! Вот он я, побриться бы не мешало, живой и, что самое главное,
в зеркале отражаюсь. Никакой не призрак значит.
Чтобы окончательно прогнать дурные мысли каким-нибудь полезным
делом и впрямь решаю побриться. Для этого надо совершить массу
разнообразных действий, и это – хорошо. Отвлекает. Иду на кухню и
убеждаюсь, что горячей воды в кране нет, значит придётся ставить
чайник. Вдобавок, кто-то спёр помазок из моего настенного шкафчика.
Взамен в стаканчик воткнута старая зубная щётка, неизвестно кому
принадлежащая. Шутники, блин. У меня рождается подозрение, что этой
щёткой последний раз чистили совсем даже не зубы, а то, для чего
такие приспособления бывают нужны в армии. Но нас этим не возьмёшь.
Выбрасываю бывшую зубную щётку в мусорное ведро, преодолевая
сиюминутный соблазн поставить её в шкафчик соседу. Скорей всего это
он умыкнул помазок, только вот доказательств у меня нет. Вода
согрелась, делаю себе горячий компресс и долго кручу в руках
скользкий обмылок с намёком на земляничный аромат, чтобы появилось
некоторое подобие пены, после чего переношу её себе на щёки.
Заранее морщась от прикосновения к коже лезвия «Нева», которое,
кажется, и рождено на свет было сразу тупым, ностальгирую по
«Жилету» и «Шику». Получается совсем уж непатриотично, и мне
становится стыдно, правда только самую чуточку.