— Ну, значит, ее бог о ней все же позаботился, — заметил
Вестмар, найдя глазами свою бывшую собственность.
— Это мать о ней позаботилась, — пробормотал Велем и подумал,
что без трав и заговоров Милорады чужеземка была бы давно
мертва.
Эта мысль успокоила его: не похоже, чтобы нынешняя участь этих
женщин занимала бога. И если ей хватит сил, то пусть уходит со
всеми, а не то попадет в руки викингов еще раз.
Один раз семейству Домагостя уже
приходилось бежать из Ладоги, спасаясь от набега, и по дороге
ночевать в лесу. Дивляне тогда было всего три или четыре года, и
она совсем не понимала опасности. С того случая она запомнила
только, как рано утром бегала по зеленой траве возле шатра и
визжала, оттого что роса обжигала влажным холодом босые ноги, как
измазала руки о закопченный бок огромного котла, в котором могла бы
тогда поместиться целиком, и как потом Молчана отмывала ее в реке,
куда пришлось спускаться по крутому, заросшему кустами склону.
Девочка тогда и не задумывалась, отчего это мать и все остальные
вздумали пожить немного в лесу, и ее ничуть не огорчало, что в
шатре так холодно и жестко спать… И теперь она собиралась скорее с
любопытством, чем со страхом. Огорошило ее только то, что Милорада,
как оказалось, не собиралась ехать со всеми.
— А Никаню я как брошу? — Мать развела руками.
Испокон века свекровь — первая повитуха при молодой невестке, а
родная мать Доброни давно умерла. Милорада, заменившая мать
растущим пасынкам, никак не могла пропустить появление на свет
первого внука своего мужа.
— Ничего, справимся. Вы с Войнятой не пропадете, а мы, даст
Макошь, тоже как-нибудь тут…
Она вздохнула и заправила под повой выбившуюся прядь. Несмотря
на то, что у нее было уже трое взрослых детей, Милорада оставалась
такой красивой и бодрой, что гости на возрасте заглядывались бы и
на нее, — если бы не опасались разгневать хозяина.
Когда уложили пожитки и пришла пора прощаться, берег Ладожки
снова огласился воплями. Отец, родичи по отцу и матери — всего с
три десятка мужчин — оставались здесь, чтобы встречать врага, и
женщины висели на них, причитая. Дивляна не могла оторваться от
Велема, к которому была особенно сильно привязана, и даже Яромила
не удержалась от слез, целуя всех братьев подряд.
— Ну, Леля ты наша ладожская! — Ранята, старший сын Рановида,
сам утирал глаза кулаком, поглаживая двоюродную сестру по
рыжевато-золотистым волосам. — Нам тебя бы от ворога уберечь, на то
мы мужики! А будешь ты жива, новые дети народятся, если что! Ты
себя береги! А с нами Перун-Громовик и сам Волхов-батюшка: побьем
русь, будь она неладна!