— Еще и Вал-город отвоюем! — добавил его брат Синеберн, или
Синята, глянув на юную вдову-воеводшу, которая стояла у волокуши со
спящим ребенком на руках. — Наследник у Хранимира есть, вон какой
витязь знатный, Даряшка едва держит! Подрастет, тоже валгородским
воеводой будет.
Дивляна отвела глаза. Сегодня Даряша выглядела ослабевшей и
погасшей по сравнению со вчерашним днем: видимо, здесь, среди
родни, она окончательно осознала, что осталась без мужа, без дома и
хозяйства. Она ходила, словно глубоко задумавшись, по лицу порой
скатывались слезы. Она то погружалась в свои мысли, то вдруг
вздрагивала и оглядывалась, точно искала того, кто навсегда исчез
за воротами Валгаллы — небесного покоя для славных воинов, о
котором муж ей рассказывал. Глядя на нее, и младшие сестры
принимались плакать: каждая из них мечтала о замужестве, и жутко
было видеть, что эта желанная новая жизнь так внезапно и страшно
может закончиться.
Прочие старейшины тоже отсылали своих: кто уже уехал, кто еще
только собирался. Оставались мужчины и парни, достаточно взрослые,
чтобы держать оружие. Тронулись целым обозом. Маленькие дети сидели
на руках у матерей и челядинок, постарше — гомонили, носились
взад-вперед вдоль дороги, гоняясь друг за другом. Этим все было
нипочем, они даже радовались приключению. Женщины то жаловались и
причитали, то вдруг принимались утешать одна другую, чтобы не
накликать беды.
Из Ладоги ехали медленно: на юг тянулись пешком, верхом и с
волокушами беженцы из ближайших селений, гнали с собой еле-еле
бредущий скот, а навстречу торопились мужики, спешно созываемые с
ближайшей округи — кто с топором, кто с копьем, некоторые с луками.
Лица у всех были суровые. Хвалинка, вытирающая слезы и шмыгающая
носом, брела рядом с волокушей, на которой сидела ее хворая старая
свекровь. Дивляна шла рядом с Веснавкой, внучкой стрыя-деда
Братомера и своей лучшей подругой. Девушки часто оглядывались, ловя
ухом звуки позади, и все казалось, что тишину вот-вот могут
разорвать крики, вопли, рев боевых рогов, звон оружия…
Двигаясь вниз по течению Волхова, за первый день одолели едва
половину обычного перехода и не сумели даже миновать пороги:
женщины, старухи, дети ползли еле-еле, то и дело останавливаясь
отдыхать. До порогов, возле которых стоял Дубовик, добраться
засветло не успели, приходилось ночевать под открытым
небом.