— У нас не ограбят! — заверила Дивляна. — До порогов целыми
доедете, а там уж мы не в ответе, там с Вышеслава словенского
спрашивайте, если что… Вы что же, думали, серебро легко
добывается?
Гостиный двор стоял довольно близко от берега, в окружении
клетей для товаров, кузницы, бани и прочего в этом роде. Пройдя
через пристройку-сени, племянники Вестмара Лиса оказались в доме,
напомнившем родной Свеаланд – здесь были ряды столбов,
подпиравших кровлю, но стены из бревен. Земляной пол покрывали
широкие деревянные плахи, а вместо открытого очага, привычного для
северян, в середине располагалась печь из камней и глины,
окруженная небольшими деревянными переборками –– сушить обувь.
Но долго разговаривать с гостями Дивляне было некогда — мать
позвала ее, и она убежала, — только пышная рыжая коса
мелькнула. У Домагостевой жены Милорады теперь хватало заботы —
надо было сразу накормить почти сотню человек, включая пленниц.
Спешно послав двух челядинов на Волхов — купить у рыбаков побольше
рыбы, — обеих старших дочерей она увела в клеть осматривать
припасы. Хлеба весной не было почти совсем, а остатки Милорада
берегла для поминаний Навьей Седмицы, зато еще имелась подвядшая
репа и сколько угодно кислой капусты.
— Не знаю, скажут свинью резать — будет мясо, — рассуждала она.
— Витошка! Беги к отцу, спроси, свинью резать? А ты, Велем, возьми
вот репу да неси на берег — Вестмар просил женщин накормить
побыстрее, а то боится, не дотянут. Скажи, если есть совсем слабые,
молока ведро дам.
Велем, или Велемысл, если полностью, третий сын Домагостя, тут
же взвалил на плечи мешок репы и пошел на берег, куда свеи уже
вывели пленниц. В двадцать один год Велем был рослым, сильным, и
отец полагался на его помощь и разумение во всех своих делах: и
когда зимой ездил по чудинским поселкам, скупая меха, мед и воск
для перепродажи варяжским гостям, и когда летом принимал этих
гостей в Ладоге. В свободное время Велем помогал старшим братьям в
кузнице и вообще не чурался никакой работы. При этом он был очень
общительным, разговорчивым, дружелюбным и бойким, порой даже
излишне шумным, и уже лет пять избирался вожаком всех ладожских
парней — баяльником, как это называлось. Зимой он возглавлял
ватагу, которая, по старому обычаю, до весны отправлялась в лес
добывать меха, и сам не раз ходил на медведя. Из этих схваток Велем
вынес несколько шрамов на плечах и даже на лбу, отчего у него
правая бровь была попорчена, но он не смущался и не боялся, что
девки любить не будут. Любили его за удаль и веселость, да и лицом
он был не так чтобы красавец, но довольно хорош: с правильными
чертами, по-мужски грубоватыми. Русые волосы, с таким же рыжеватым
отливом, как у сестер, только темнее, расчесанные на прямой пробор,
красиво лежали над высоким широким лбом, который указывал на
присутствие в его жилах части варяжской крови, на лбу и щеках
темнело несколько оспинок, оставшихся от перенесенной в детстве
болезни. Короче, третий сын у Домагостя получился хоть куда, и все
в Ладоге были уверены, что со временем он займет одно из первых
мест среди ладожской старейшины.