Ещё в зоне для посетителей был питьевой фонтанчик, автомат со
злаковыми батончиками, ряд металлических скамеек и апельсиновое
дерево. Апельсинов на нём не росло, но само дерево дышало
жизнелюбием и гордо пушилось над внушительной кадкой.
Из людей же не было никого. Только стерильная белая пустота,
почти как у отца в коридорах перед операционной. Но там всегда,
даже в самые тяжёлые дни, было хорошо. Медицина была на стороне
однозначного добра, и люди перед дверями тоже могли трястись и
молиться, но вот такого застарелого, едкого запаха ненависти в
больнице не было.
Эти стены, хоть и тоже белые, как будто знали в своём
существовании одни только отвратительные вещи.
— Кристофер Янг, — мелодично позвал роботизированный голос
откуда-то с потолка, — пройдите к кабинету №Б-16.
Крис вытер потные ладони о штаны и встал. На полу у носков его
кроссовок мигала голубоватая стрелка, а её сёстры-близнецы вели
куда-то вглубь белых коридоров, — видимо, к кабинету номер
бэ-шестнадцать.
К слову, номеров на дверях не было. Но стрелки не подвели:
кабинет, в который они уткнулись, был не заперт.
Крис толкнул дверь, и тот же роботизированный голос с потолка
озвучил:
— Встреча с членом семьи, посетитель Кристофер Янг.
Подследственный Дуглас Янг, в присутствии адвоката Саманты
Феррейро. У вас пятнадцать минут. Ведётся видеозапись.
Комнатка была маленькая, но по крайней мере в ней не было
бронестекла, как показывали в фильмах про криминал. Такие же белые
стены, как в коридоре, две камеры в углах, из стены торчало что-то
вроде широкого дула, перекрытого сеточкой, — Крис не смог сходу
придумать, зачем это могло быть нужно. По центру стоял привинченный
к полу прямоугольный стол, а из стола торчали кольца для
наручников.
Руки отца были свободны. Он сидел на скамье перед столом,
осунувшийся и похудевший. Салатовая роба висела на нём мешком и
делала лицо болезненным.
Саманта Феррейро оказалась низенькой круглой женщиной в очках.
Она сидела на стуле у торца стола и даже не подняла лица от
планшета.
— Д-добрый день, — сказал Крис, нервно облизнув губы.
Женщина лениво скроллила что-то невидимое. Зато отец разве что
не пожирал его взглядом.
— Как ты себя чувствуешь? — напряжённо спросил он.
— Я? Не важно. Пап, что они здесь…
— Небольшие проблемы с документами, малыш. — Улыбка у него была
вымученная, тусклая, и тени под глазами от неё стали как будто даже
глубже. — Скоро всё решится, не переживай. Так как ты себя
чувствуешь?