Он не мог отделаться от ледяной мысли, сковавшей его сердце: что
ждет его семью? Его любимую Александру, нежных дочерей, слабого, но
мужественного Алексея? Неужели они станут жертвами этой
всепоглощающей ненависти? Сможет ли Михаил принять этот страшный
дар, этот окровавленный скипетр? Хватит ли у него сил, мудрости,
чтобы удержать то, что рассыпалось в его руках? Этот мучительный
вопрос терзал его душу, не находя ответа в застывшей тишине вагона,
в безжалостном молчании заснеженной ночи. Он отрёкся от всего, но
боль за Россию, за свою семью, осталась – жгучая, нестерпимая, как
незаживающая рана.
От Автора: Данное интерлюдии не претендует на историческую
достоверность. Назовём это режиссёрской версией тех событий. Многое
упущено и недосказано но глава итак вышла крайне большой. Проды не
было дольше чем неделю знаю, но зато глава установила новый рекорд
в объёме 25к символов! Всем хорошего дня и приятного чтения.
«Заработался я вчера ночью…» – таковой была первая, еще сонная,
но уже отчетливая мысль, пробившаяся сквозь остатки сна. Голова
гудела – тупая, но настойчивая пульсация в висках напоминала о
долгих часах, проведенных над тем текстом, что мог изменить судьбу
России, при свете лампы. Впрочем, это было несравнимо с утренним
кошмаром предыдущего дня, когда мир вращался, а каждый звук
отдавался молотом в черепе. Сегодняшнее состояние было терпимым,
почти рабочим. Просто усталость и лёгкое обезвоживание.
Я медленно потянулся, разминая затёкшие за ночь мышцы. Кровать
под мной была огромной, с высоким резным изголовьем и периной,
которая казалась одновременно и мягкой, и неподатливой. Простыни из
тончайшего льна приятно холодили кожу. С легким усилием сев, я
спустил ноги на пол. Ступни коснулись прохладного, начищенного до
блеска паркета с замысловатым узором.
Взгляд машинально скользнул по комнате. Высокие потолки с
лепниной, массивный письменный стол у окна, заваленный бумагами
даже сейчас, тяжелые кресла, обитые темной кожей, камин с потухшими
углями. Все дышало основательностью, имперским размахом и…
некоторой казённостью, присущей Гатчинскому дворцу. Я бросил взгляд
на часы, стоявшие на каминной полке – искусная работа из бронзы и
малахита. Стрелки показывали без пяти минут одиннадцатого.
Поздновато, но после вчерашнего – простительно.