Рядом с кроватью, на небольшом кофейном столике из красного
дерева, стоял серебряный колокольчик с витой ручкой. Протянув руку,
я взял его. Легкий звон, чистый и достаточно громкий, чтобы его
услышали за дверью, нарушил утреннюю тишину спальни. Старый, но
действенный способ вызова прислуги. Иногда мне казалось это диким
анахронизмом, но здесь, в этом времени и этом месте, это было
нормой.
Не прошло и минуты, как в массивную дубовую дверь спальни
раздался тихий, почтительный стук. – Войдите, – мой голос прозвучал
немного хрипло, со сна. Я слегка зевнул, прикрыв рот ладонью. Дверь
бесшумно отворилась, и на пороге появилась горничная. Молодая, лет
двадцати, с аккуратно уложенными под белоснежный чепец светлыми
волосами, в строгом темном платье с накрахмаленным передником.
Фигурка точеная, движения плавные, выученные. Она сделала несколько
шагов вперед и склонилась в глубоком реверансе, не поднимая глаз.
Весьма привлекательная, отметил я отстранённо, но сейчас мысли были
заняты другим.
– Доброе утро, Ваше Императорское Высочество, – ее голос был
тихим, но четким, без тени подобострастия, скорее –
профессиональная вежливость. – Как почивали? Чего изволите?
– Доброе, – я потер виски. – Принесите мне кофе. Крепкий,
черный. Минут эдак за десять, будьте добры. И, пожалуй, свежих
газет, если уже доставили.
– Слушаюсь, Ваше Высочество, – горничная снова присела в лёгком
реверансе. – Кофе и газеты будут через десять минут.
Оставшись один, я ещё мгновение посидел на кровати, собираясь с
мыслями. Кофе – это хорошо. Кофе поможет окончательно прогнать
остатки сонной одури и настроиться на новый, тяжелый день. День
принятия окончательного решения. Медленно поднявшись, я направился
в сторону двери, ведущей в уборную. Нужно было привести себя в
порядок до того, как принесут утренний напиток и свежие новости
империи. Холодная вода должна помочь взбодриться. Помогло, ледяная
вода смыла последние остатки сна и тумана в голове. Я плеснул еще
раз, потом ещё, энергично растирая лицо и шею жёстким льняным
полотенцем. Взглянул в большое, чуть тускловатое зеркало в
золочёной раме над мраморной раковиной. Отражение смотрело устало,
но решительно. Глаза чуть покрасневшие, под ними залегли тени –
результат ночного бдения над текстом, который мог изменить все.
«Да, вид не самый свежий». Щетина отросла за ночь, придавая лицу
более суровое, чем обычно, выражение. «Стоит ли бриться сейчас?
Пожалуй, нет. Это займёт время, а его и так мало. К тому же, легкая
небритость сейчас даже… аутентичнее, что ли? Меньше вопросов
вызывает, чем идеально гладкое лицо человека, только что
поднявшегося с постели после полуночной работы». Я усмехнулся
своему отражению. Взглянул на себя – и снова словно на чужого. На
того, кто должен быть заботливым мужем и отцом, хоть роль и не
нова, но чужда, а уже завтра, возможно, для всех этих людей вокруг
– стать ключевой фигурой, ведущей Империю сквозь революционную
бурю. «Роли, роли, роли... Я чуть больше суток в новом теле, а уже
хочу выпустить себе пулю в висок. А заодно и посмотреть, смогу ли
вновь реинкарнироваться – в индуизме же веруют в перерождение и
всякие касты, может, их религия праведная, и я теперь на пути
вечной жизни. Но никуда ты уже, к сожалению, не денешься, Мишаня,
раз попал в такое прошлое, то нужно его исправлять... в лучшую для
Родины сторону, естественно. Ведь долг Отечеству превыше всего, да?
Какое там главное правило попаданцев? Вроде: „Если ты попал —
значит, ты стал возможностью. Возможностью для мира стать иным, для
истины — ожить, для будущего — свернуть влево. Или вправо. Но
свернуть“. Вот и я стал ею, и, вероятно, с одной целью – спасти
Россию от краха и рек крови в братоубийственной войне. Эту ношу
придётся нести до конца, хочу я того или нет. Хотя всё ещё есть
возможность выторговать себе условия получше да жить где-то за
границей, у океана, но не могу же я в столь тяжёлый для России миг
взять и бросить её, ведь тогда все смерти уже будут на моей
совести... Так, чёрт, хватит рефлексировать! Не время для этого.
Время действовать.»