Атмосфера в огромном, холодном, величественном зале Зимнего
дворца была наэлектризована до предела, казалось, искры летят в
воздухе от каждого слова, от каждого жеста. Золоченая лепнина под
высокими потолками, тускло мерцающие люстры, тяжелые портьеры на
огромных окнах — все это казалось декорациями к пьесе, где актеры
вот-вот потеряют контроль над сюжетом. Люди не сидели на месте –
метались из угла в угол, словно загнанные звери в роскошной клетке,
сбивались в тесные, нервные группы, обменивались короткими,
отрывистыми, гневными репликами, жестикулировали, словно пытаясь
выплеснуть накопившееся напряжение, что рвалось наружу. Лица у всех
были растерянные, злые, испуганные – палитра эмоций от шока до
животного страха, перемешанная с отчаянием. Еще несколько часов
назад они были триумфаторами, полными надежд на создание новой
России, архитекторами её будущего, теперь – заговорщиками, чьи
тщательно выстроенные планы пошли прахом, словно кто-то невидимый
смахнул их со стола одним небрежным движением.
— Господа, что это значит?! — Родзянко, тяжело дыша, его грузная
фигура казалась еще массивнее от напряжения, обвел присутствующих
налитыми кровью глазами. Его обычная самоуверенность испарилась без
следа, уступив место панике, почти плачу. Его внутренняя речь была
криком: «Мой шанс! Моя корона, которую я уже примерил! Все
рушится! Как он мог? Он же всегда был такой податливый, такой...
никакой!» — Как Великий Князь мог опубликовать такой
Манифест?! Не посоветовавшись с нами, с законными представителями
народа, с Временным комитетом Государственной Думы?! Кто дал ему
право?! Он что, не понимает, что творит?! Он что, слепой?!
— Дело не в праве, Михаил Владимирович, — язвительно, сквозь
зубы, процедил Милюков, нервно поправляя пенсне на переносице, его
голос был холоден, как лед, но в нём слышались стальные нотки
подавленной ярости. «Право? Какое право у этого недоучки? Он
разрушает всё, что я строил годами, десятилетиями! Вся моя научная
карьера, все мои теории о конституционном развитии, все мои труды —
обесценены одним росчерком пера идиота!» — Дело в том, что он
сделал это! Он перехватил инициативу! Он поставил нас всех перед
свершившимся фактом! Этот Манифест, особенно его условие об
Учредительном Собрании только после войны, — это же прямой вызов не
только нам, но и всей революционной демократии! Он собирается
править сам, опираясь на армию и старые порядки! Это прямой путь к
гражданской войне! К новой Смуте!