***
Наконец, старинные часы в кабинете, с тяжёлым боем, пробили
двенадцать. Каждый удар отдавался гулким эхом в наступившей тишине,
словно похоронный колокол по уходящей эпохе, отсчитывающий
последние мгновения старого мира. Оболенский взял нож для бумаги.
Его рука слегка дрогнула, когда он осторожно вскрыл конверт,
стараясь не повредить печать окончательно. Внутри оказался один
лист плотной, дорогой бумаги, исписанный крупным, энергичным
почерком, безошибочно узнаваемым – почерком Великого Князя
Михаила.
Оболенский начал читать вслух, сначала тихо, как будто опасаясь
разбудить что-то страшное, потом всё громче, голос его дрожал от
изумления, переходящего в немой ужас: – «Обращаюсь ко всем подданым
Империи. В сей трудный для России час, в годину беспримерной войны
и волнений народных… Брат мой Государь Император Николай Второй
отрёкся от престола передав в мои руки тяжёлое бремя управления
страной» – Оболенский запнулся, поперхнувшись воздухом, перечитал
ещё раз, его глаза лихорадочно бегали по строкам. – «…Принял Я
твёрдое решение взять в сей трудный для страны момент Верховную
Власть над Россией в свои руки, дабы не допустить пролития братской
крови и торжества анархии на нашей земле…»
Князь вскинул голову, его лицо было мертвенно-бледным, как у
покойника. Он смотрел на журналистов глазами, полными дикого,
животного страха. «Господа, что это?!» – почти прохрипел он,
переводя взгляд с документа на ошеломлённых журналистов. «Он… он
принимает престол?! Какой престол?! Откуда?! Государь же… Никаких
сведений об отречении не было! Это… это безумие какое-то! Это…
революция!»
Он быстро, жадно дочитал документ до конца, до подписи «Михаил».
В кабинете воцарилась мёртвая тишина, нарушаемая лишь нарастающим
шумом типографских машин снизу, который теперь казался зловещим
шепотом неизбежности. Журналисты смотрели на редактора
вытаращенными глазами, в их взглядах читались неверие и паника.
Принять престол? Но ведь Николай II был императором. Никто не
объявлял об отречении. Этот документ, полученный таким странным
путём, казался вырванным из контекста, невозможным,
сюрреалистическим кошмаром. Он был подобен бомбе, заложенной под
самый фундамент Российской империи, и вот-вот должен был
взорваться.
***
Первым опомнился Оболенский. Шок сменился лихорадочным, почти
безумным возбуждением, которое гнало кровь по венам. Если этот
документ подлинный… если Михаил Александрович действительно принял
власть… это означало только одно: Николай отрекся. Тайно. И они,
редакция «Нового времени», первыми в стране держат в руках
доказательство! Доказательство конца одной эпохи и начала
совершенно новой, страшной и непредсказуемой. Это был не просто
scoop, это был прорыв в новую, неведомую реальность.