«Готово!» – хрипло выдохнул метранпаж, вытирая лоб грязной
рукой. «Весь тираж. Наспех, князь, но… чисто. Ни одной опечатки в
Манифесте, клянусь! Каждая буква на месте!» Князь Оболенский
кивнул, его губы дрогнули в подобии улыбки, смешанной с нервным
тиком. «Спасибо, старик. Это не просто бумага, это… это начало.
Начало новой России, какой мы её ещё не знали».
Двери типографии распахнулись. Свежий, морозный воздух утра
ворвался внутрь, но его быстро смешали с густым запахом типографии,
который теперь ощущался как запах свободы и неизвестности,
пророчества и гибели. Молодые разносчики газет, мальчишки и юнцы,
обычно сонно плетущиеся по своим маршрутам, сегодня были необычайно
возбуждены. Их глаза горели, словно они сами получили тайное
знание. Они жадно хватали свежие стопки, их глаза расширялись при
виде невероятного заголовка, словно они держали в руках не газеты,
а сокровища, способные изменить мир.
«Это что?! Правда?!» – выкрикнул один из них, с трудом удерживая
тяжёлую пачку, его голос звенел от предвкушения чего-то великого.
«Тише ты! Разноси! И кричи громче обычного!» – скомандовал
Оболенский, его голос был глубок и торжественен, пропитан чувством
собственной исторической миссии. «Пусть весь город слышит! Пусть
каждый житель Петрограда узнает об этом! Пусть забурлит!»
Мальчишки высыпали на Невский, их голоса, обычно монотонно
выкрикивающие «Газета! Свежая газета!», сегодня надрывались от
невиданной доселе новости: ««НОВОЕ ВРЕМЯ»! МАНИФЕСТ! ВЕЛИКИЙ КНЯЗЬ
ПРИНЯЛ ВЛАСТЬ! НОВОСТЬ! НЕБЫВАЛОЕ СОБЫТИЕ!» Их крики разносились по
ещё сонным улицам, как первые раскаты грома.
***
Утренний Петроград ещё только просыпался. Немногочисленные
прохожие, спешащие на работу или возвращающиеся домой после ночной
смены, сначала не обращали внимания на крики разносчиков, привычные
для утреннего города. Но потом, когда слова «Манифест» и «Великий
Князь принял власть» долетели до них, они стали останавливаться.
Одни – с недоумением, другие – с откровенным шоком, как будто их
окатили ледяной водой. Это было как удар под дых в привычный, пусть
и нервный, ритм города, сотрясающий саму его основу.
На углу Гороховой и Невского, у киоска, где уже выстроилась
небольшая очередь за свежим хлебом и папиросами, разносчик «Нового
времени» влетел, как вихрь, сбрасывая газеты на прилавок. Старый
газетчик, привычно разворачивающий «Петроградскую газету» и
«Русское Слово», замер, увидев шапку «Нового времени». Его папироса
выпала изо рта, а глаза вылезли из орбит. «Что это?!» – прохрипел
он, хватая экземпляр. «Манифест?! Да что за чертовщина?!» Его голос
дрожал, а руки тряслись.