Некоторые офицеры, пытавшиеся пробиться сквозь толпы и уяснить
ситуацию, сталкивались с откровенным неповиновением. Их приказы
тонули в общем гуле, их авторитет таял на глазах, как снег под
весенним солнцем. Солдатские комитеты, ещё слабые и несмелые,
теперь обретали небывалую силу, пытаясь взять инициативу в свои
руки. Но даже внутри комитетов не было единства. Одни ратовали за
решительные действия, за немедленное провозглашение республики,
другие – за осторожность, опасаясь кровопролития и ответных мер,
которые могли бы обрушить на них ещё больший хаос.
***
Постепенно, после нескольких часов яростных споров, криков и
угроз, в большинстве казарм воцарилось некое подобие зыбкого
затишья. Истощение от бессонной ночи, умноженное на эмоциональное
потрясение, брало своё. Солдаты, хоть и продолжали роптать, начали
понимать, что принимать немедленные решения невозможно. Нет чётких
директив сверху, нет единого мнения снизу, а главный вопрос — что
теперь будет с войной и их жизнями — оставался без ответа, вися в
воздухе, как дамоклов меч.
По итогу, в большинстве частей приняли статус-кво и тактику
выжидания. «Пусть оно само как-то рассосётся, а там посмотрим», –
пробормотал пожилой солдат из Павловского полка, опустившись на
койку, его лицо выражало полную апатию и усталость от всех этих
потрясений. Эта фраза, полная фатализма и надежды на авось, стала
негласным девизом многих. Казалось, сама судьба решила взять
передышку перед решающим броском. Офицеры, видя бессмысленность
попыток немедленно усмирить волнения или добиться чёткой
лояльности, тоже отступили. Они понимали, что любая попытка
принуждения сейчас могла привести к открытому бунту, который будет
невозможно остановить. Никто не знал, что делать с этим Манифестом,
с этой сменой власти, которая произошла втайне и без всякой
подготовки. Воздух в казармах был тяжёлым, пропитанным запахом
табака, немытых тел и… ожиданием. Все ждали следующего хода,
следующей новости, которая хоть как-то прояснит будущее. Но пока
что в Петроградских казармах царил лишь оглушительный гул вопросов
без ответов и зыбкое, обманчивое спокойствие перед бурей, которая
уже набирала силу. Каждый солдат, глядя в потолок или в лица
товарищей, чувствовал, что мир изменился безвозвратно, и он сам
оказался на пороге чего-то невиданного и неизбежного.