— Много ты услышал? — полюбопытствовала я.
Виктор улыбнулся.
— Про павлина с хроническим воспалением самолюбия. Твоя речь
стала удивительно образной. Похоже, ты и в самом деле коротала
время выздоровления за научными журналами. Кстати, что такое
атрофия, и при чем тут кора?
— Нарушение питания. От которого у него мозги окорели. — Я
поспешно сменила тему: — Это же додуматься надо — влезть в чужой
сад, чтобы подкараулить женщину, которая его знать не желает. Когда
мы наведаемся к исправнику?
— Мы не пойдем к исправнику.
На пару мгновений я лишилась дара речи.
— Но почему? Он стрелял в тебя и только чудом не убил! Это же
самое настоящее преступление!
— Мы не пойдем к исправнику, — с нажимом повторил Виктор. — Я не
хочу, чтобы тебе снова перемывали кости в каждой гостиной.
— Но я-то знаю, что ни в чем не виновата! И ты знаешь!
— Это неважно. Твоя репутация и так подмочена, а еще один
скандал ее добьет. Тебя не примут ни в одном доме, и…
— И это похоронит и твою карьеру? — уточнила я.
Мне-то на сплетни… Нет, пожалуй, что не плевать. Если я хочу
вести дела с соседями. Если у нас с мужем будут дети, им нужно
будет обеспечивать будущее. Так что я не могу себе позволить
наплевать на репутацию. Виктор тем более не может.
И Зайков наверняка это знал. Пропади оно все пропадом!
— Я не служу и не собираюсь служить, поэтому о карьере могу не
думать, — сказал Виктор. — И все же исправнику заявлять
незачем.
— Но он стрелял в тебя! Нельзя же так это и оставить! К тому же,
слуги все равно будут болтать…
— Обращать внимание на болтовню слуг считается дурным тоном. Не
беспокойся, я со всем разберусь. — Виктор улыбнулся.
Не понравилась мне эта улыбка. А он забрал у меня из рук
опустевший стакан и мисочку с остатками конфет и, точно специально
— да что там, наверняка специально! — отвернулся, чтобы отнести их
на чайный столик.
— Что ты задумал? — встревожилась я.
— Неважно, — снова улыбнулся он. — Не забивай себе голову всякой
ерундой.
— Ты только что говорил…
— Что я со всем разберусь. И я разберусь.
Сердце пропустило удар, а чай, кажется, только что разливавшийся
теплом в желудке, словно разом заледенел.
— Ты его вызвал, — прошептала я.
— Еще нет. Был занят тобой, а посреди ночи такие письма не
отправляют.
— Не надо! — только и смогла сказать я.
Виктор присел на край кровати, взял мои ладони в свои, заглянул
мне в глаза.