Так они и путешествовали. Это в фантастических романах да в
рассказах Гагарина-старшего про лунный полёт, по его выражению,
сплошь жесть и адреналин. Работа в космосе дотошно распланирована и
однообразна. Каждый час в невесомости жутко ценится учёными, на
корабли и станции пихается всякое оборудование для экспериментов:
как без силы тяжести идёт литьё металлов под давлением, растут
растения и совокупляются тараканы. Харитонова и Гагарина-младшего
бы тоже озадачили, но – нет. Не сильно много наделаешь, повиснув
мордой вниз, какая-та сила тяжести всё же присутствует. Да и
обитаемый объём «Сапсана» был настолько набит полезностями для
ремонта, что тупо не развернуться.
На вторые сутки Андрею стало плохо. В невесомости пробыл лишь
несколько часов, никаких причин беспокоиться об адаптации не
появилось. А тут, повиснув на ременной сбруе, захандрил. Тошнило,
голова кружилась. Больше всего ему не хотелось находиться там, где
пребывал: в забитой до отказа кабине космического корабля, к тому
же покинувшего уютный кокон магнитного поля Земли. Здесь, в
достаточно глубоком космосе, они начали получать половинку грея в
год, в пятьдесят-сто раз больше, чем облучается персонал АЭС, к
счастью, так надолго их пребывание не рассчитано.
- Изволишь сойти? Немного поздновато, - злорадно бросил Павел,
потом добавил по-человечески: - Терпеть можешь?
- Сжав зубами причиндалы. Ты же сказал, для детозачатия они
больше негодные.
Мама рассказывала Андрею всякие медицинские страшилки,
приправляя их загадочными, оттого жуткими латинскими выражениями.
Но от неё же знал: у пятерых дети рождались после космоса. С тремя
ушами, жабрами или хвостом вместо ног не вылупился ни один. Все
нормальные, здоровенькие, ну, плюс-минус.
- Лучше просто сжимай челюсти, чтоб не загадить кабину.
Ночью Андрей практически не мог уснуть. Ночь, понятно, условная.
Смена дней и ночей, равных земным, наладится, только когда «сапсан»
поднимется на тридцать шесть тысяч километров, на высоту
геостационарной орбиты.
На третьи сутки отпустило, он даже немного поел. А скоро в
иллюминаторе с его стороны показался долгожданный крест
станции.
«Курчатов», освобождённый от ноши, повернул к Земле, а на экипаж
вторично накатила невесомость – теперь месяца на три, если всё
пройдёт хорошо. Или на считанные дни, если вдруг убедятся, что
пребывание на «Салют-13» небезопасно.