– Животное,
– надрывно сказал Орфей, когда вой стража ворот затих вдалеке. –
Что оно может понимать…
Впереди
были асфоделевые поля и Области Мук.
Очень скоро
тени могли в полной мере оценить раскаты донельзя фальшивого
тенора:
Белые
розы – шипов беззащитная нежность!
Что же
творит с вами ярость Деметры холодной?
И для
чего замерзать она вас заставляет,
Ваши
цветки заметая снегами от горя?
Тени
оценили и честно пытались сперва жевать асфодели, потом хором
стенать, потом толпами валить во второй раз к Лете – за двойной
порцией. Орфей подгонял их добрыми творческими возгласами: «Я
подарю вам то, что незабываемо». Тени рыдали при мысли о том, что
Лета может не помочь.
Поля Мук, в
отличие от полей асфоделя, вынесли испытание творчеством с
достоинством. Дело ограничилось перебитыми пифосами данаид и
засоренным колодцем. Колодец был засорен именно данаидами,
попытавшимися в нем скрыться от силы искусства.
Тантал силы
искусства счастливо избежал, воткнув голову в песчаное дно реки, на
котором стоял.
Сизиф
попытался провести атаку за все хорошее, оседлав камень и боевито
катясь на нем на несладкоголосое дарование. Дарование увернулось,
всхлипнуло и добило Сизифа в спину о невесте, которой повезло,
потому что вскоре жених будет тратить ее приданое.
– Варвары,
– оскорбленно вздохнул после этого Орфей и направился искать
ценителей своего творчества.
По пути
творчеством были жестоко травмированы несколько мормолик и две
случайно подвернувшиеся гидры.
* *
*
– Я человек
творческий, – надрывно сказал Орфей, извлекая из кифары причудливые
звуки. Казалось, кто-то пытает дикую кошку – или дикого Диониса. В
глазах у Орфея горело непреклонное «Ща спою!»
Аид,
который в задумчивости певца созерцал, чуть пожал плечами и дал
отмашку начинать. Свита вытянула шеи. Гермес тихо выполнил защитный
жест – он так и не смог оставить дядю на растерзание
музыке.
– Это песня
– о моей безграничной любви! – пафосно-рыдательным тоном выдал
кифаред.
Хочешь
– достану тебе этих странных оранжевых фруктов?
Хочешь
– прочту наизусть я тебе «Илиаду» Гомера?
Хочешь
– повеют сейчас смерти черные крылья
Над
головою соседей, что спать нам мешают?
Персефона
после первых же строк склонилась на грудь к мужу – непонятно, то ли
смахивая слезы, то ли так просто было удобнее. Танат чуть приподнял
брови, показывая, что текст в целом одобряет. Свита восхищенно
загомонила.