— Иван, уведи его! Живо! — крикнул он верному воину.
На исходе дня решающий момент настал. Ополченцы Минина,
отдохнувшие в резерве, ударили с фланга.
— Руби, бей, не дай уйти! — раздавались крики воевод.
Польские ряды дрогнули, началась паника. Воины, ранее рвавшиеся
в бой, теперь бросали оружие и бежали, а русские воины без устали
добивали отступающих. Гусары пытались перегруппироваться, но под
градом стрел и пуль их построение рассыпалось.
— Не гнать! Бить с места! — раздался новый приказ.
К вечеру 24 августа войска Ходкевича были обращены в бегство.
Поляки, засевшие в Кремле, остались без поддержки.
Князь Дмитрий, в запылённых доспехах, стоял у шатра, где Иван
менял мокрые тряпки на лбу у лежащего без сознания княжича.
Туманный лес, в котором он очутился, не был ни знакомым, ни
родным. Он, Пётр Дмитриевич Пожарский, ощущал, что земля под ногами
— это не та почва, которой он привык. Но с каждым шагом его чувства
возвращались, как возвращается память после долгого забытья. Он
инстинктивно знал: всё, что было раньше, осталось позади. Что будет
в грядущем, если он будет просто плыть по течению. Реки, моря
русской крови! Немцы во главе страны, не говорящие на русском
языке! Рабы – крестьяне! Поклонение иноземным державам! Священники,
нарушающие тайну исповеди по приказу начальства - и новая смута! Он
был не просто человеком, но частью какой-то древней силы, которая,
возможно, всегда ждала своего часа. Он огляделся. Земля была
покрыта сырой, багряной листвой, воздух стоял тяжёлый, влажный.
Вокруг стояли тени: деревья, не имевшие больше цвета, чем сам
туман. Это был не просто лес. Это был лес, пропитанный кровью и
трудом тех, кто сражался за свою землю.
Вдруг перед ним возник силуэт — тот, кого он знал ещё с самых
ранних лет. Иван, старый слуга, воин, наставник и защитник. На нём
была старомодная простая броня со следами ремонта. На его шлеме
виднелась рябь времени — следы от ударов. Иван всегда был рядом, с
ним Пётр чувствовал себя спокойным, несмотря на всю
неопределённость.
— Вставай, княже. Не время лежать, — сказал он, его голос, как
всегда, был низким и бесстрастным, но в нём звучала неподдельная
забота.
Пётр встал, чувствуя боль в голове, но эта боль была скорее как
напоминание. Напоминание о том, что он был не только сыном своего
отца, но и представителем того рода, который не знал ни страха, ни
сомнений. Князь Дмитрий Михайлович Пожарский, его отец, воевода,
был на передовой борьбы с польскими интервентами. Когда отец Петра
командовал войском, весь мир казался ему противником, готовым к
разгрому, готовым свернуть в России всё, что связывало её с
древними традициями. 1612 год стал годом, который разделил Россию:
на одних были силы, которые стремились к реставрации старой
династии, на других — те, кто отчаянно боролся за независимость, за
своё будущее. Боярские роды, Шуйские и Романовы, дергались за трон,
а страна металась в поисках путеводной звезды.