Пётр Первый. На век раньше - страница 3

Шрифт
Интервал


Это был момент, когда Пётр осознал свою роль в истории. Его отец был одним из тех, кто выстоял на границе между своей страной и врагом, между распадом и возрождением. Дмитрий Михайлович был одним из тех, кто осмелился поднять оружие против польской интервенции, когда Пётр и другие дворяне ещё не понимали как жать, куда двигаться дальше! Боярская элита, разделённая на партии и фракции, была одержима стремлением к власти, но она не могла предложить людям ничего кроме гнёта и бедствий. В отличие от них, Пожарский был человеком чести и считал свой долг священным.

— Господи! — произнёс Пётр невольно, — Нам всё это предстоит пройти?

Иван молчал, но его молчание было тяжелым. Он знал, что Пётр, как и его отец, чувствует силу в себе, но каждый шаг вперед в этих условиях будет полон мучительных сомнений.

В этот момент, он понял, что отец не был просто воином. Он был тем, кто стал душой ополчения, тем, кто был готов отдать жизнь, чтобы вернуть страну её былое величие. Он был тем, кто во главе воинства и народа пошёл в поход против поляков, чтобы очистить землю от чужаков и мятежников.

И теперь, как в мутном сне, Пётр начал осознавать, что он не только продолжатель славной линии, но и человек, которому предстоит восстановить порядок в стране.

— Идёмте, княже, — произнёс Иван, отвлекая его от размышлений. — Время не ждёт. Здесь тебе ничего не объяснят, но твой долг — идти вперёд.

Москва была измучена. И не только войной — утратой всего, что когда-то делало её великой. После смерти последних московских Рюриковичей, страны, которую веками возглавляли династии, больше не было. Разрушение, пламя гражданских войн, польская интервенция — всё это оставило след в каждой деревне, в каждом камне московских улиц. Время нещадно обрушилось на Россию, но где-то, в глубинах её сердец, горела ещё искра надежды. Вопрос был один: кто сядет на пустой трон?

- Пусть выберут! Но только не этих чужаков, - негромко произнёс Дмитрий Пожарский, сдерживая недовольство в голосе. Его лицо оставалось неподвижным, но те, кто хорошо знал его, замечали, как напряглись его мышцы. Он всё больше ощущал, как палата Земского Собора становится не местом для торга, а ареной политических игр.

Гроза, что бушевала над Москвой, не покидала её даже тогда, когда жизнь начала налаживаться. Но этот Собор был важен — на нём решалась судьба русского престола.