- Сомневаюсь, что он решит нас травить, — подал свой голос
Троекуров. Он старался выглядеть уверенным, но ожидал приближение
чего-то страшного.
«Если это действительно боярский заговор, необходимо узнать, кто
из них в нём замешан", — думал Романов, зная, что впереди их ждёт
политическая схватка не на жизнь, а на смерть.
- Пожарские играют с нами, как дети с игрушками, — заметил
Мстиславский, и продолжил с явным беспокойством в голосе: - Не могу
поверить, что кто-то из бояр мог это сейчас затеять.
- Не верю я в то, что царь расправиться с нами, — проговорил
Троекуров, но его взгляд был тревожным. - Слишком много на кону. И
слишком много людей, которые могли бы быть за этим. Ляхи, казаки,
сторонники Шведов.
Троекуров с Мстиславским посмотрели на побледневшего Кашу. На
Земском соборе он ратовал за шведского принца, и сейчас ему это
припомнили. И если снаушничают Петру, и тот решит учинить с ним
дознание… Дыба и раскалённые щипцы привиделись боярину как
наяву!
Романов был опытным политиком и быстро взял себя в руки
- Нам нужно быть готовы ко всему, — добавил он мрачно, а его
слова разнеслись, как эхо. Он знал, что именно в такие моменты
жизнь может измениться навсегда. Или закончиться.
- Ждём. Царь выйдет, и всё станет ясно, — сказал Мстиславский.
Он никогда не был трусом, но в этот раз судьба, похоже, его
проверяла.
И вот так, в ожидании страшной развязки, бояре замерли перед
дверью палат. Их судьба была в руках того, кого они не могли
предсказать — как никогда не предсказуемо бывает будущее в стране,
где власть может изменить всё.
Глава 11. Начало игры. Сыск
Начавшая оживать после освобождения от поляков Москва затихла.
Все ждали вестей. А из царских палат их не было.
После покушения Пётр продержал бояр в напряжении до вечера,
потом вызвал к себе Мстиславского.
Боярина провели в небольшую пустую палату с дверью в конце.
Полдюжины ближников окружали Мстеславского, стоя от него в паре
шагов.
Провожатый коротко кивнул:
- Ожидай, боярин!
Прошло не меньше получаса, за которые немолодой уже князь
перебрал кучу дум, попрощался с жизнью, и помолился о сохранении
живота себе и родне.
Затем его проводили в палату с единственным креслом и небольшим
столом рядом с ним в дальнем конце, в кресле расположился царь в
драгоценном куяке на бархатной подбивке. На столе лежал короткий
меч и пара пистолей. Правая рука была замотана тряпицей чуть выше
кисти. Но то, что оружие лежало одёсную, говорили боярину о
лёгкости раны. В центре комнаты выстроились ближники, обозначив
границу, за которую не стоило заступать. Руки демонстративно лежали
на оружии. На всякий случай боярин встал у самой двери.