Пётр всё-таки собрал Боярскую думу до официального оглашения
хоть каких то итогов сыска. Теперь он мог наблюдать за теми, кто
устраивал смуту и изводил его предшественников. Все эти бояре,
стольники, окольничие, стряпчие, думские дворяне не местничали, в
отличие от прошлых заседаний. Никто ни с кем не шептался. Расселись
по родам и ждали, по сути, приговора.
Все понимали, что сыск укажет на того, на кого укажет Поведский.
А Поведский был человеком Петра. Молодой царь решил держать интригу
и, посадив сразу после Мстиславского, своего отца, Трубецкого, а
первым из думских дворян Минина, обозначил тех, кому он,
безусловно, верит.
Трубецкой, попавший в этот круг, с одной стороны возвысился, то
есть произошло то, чего он и хотел. С другой стороны, он понимал,
что теперь ему некуда деваться от Пожарских. Больше ни один из
бояр, если он только не войдёт в ближний круг царя, не поверит ему,
и не будет заключать с ним союзов или договариваться о
чём-либо.
По предварительным договорённостям Мстиславский начал свою речь
о бедственном хозяйственном положении. Именно он озвучил то, чего
больше всего не желали бояре: все беглые крестьяне становились
черносошными. Будь ситуация другой, Пётр мог бы не пережить
подобного заявления, но сейчас, когда никто из бояр друг другу не
доверял, он мог творить, в общем-то, то, что хотел.
При этом Пётр также понимал, что долго это продолжаться не
может, и ушлые в политике сильные роды начнут договариваться и
интриговать. Но он очень надеялся, что к этому моменту за ним будут
по-новому собранные стрелецкие полки, на которых Пожарский старший
ставил своих воевод. Что в «вторуши» увеличится до пяти сотен, а
«ближняя сотня» превратятся в две. К тому же единственными людьми,
которым он верил и которых планировал двигать, были как раз воины
«ближней сотни». Всех он уже поднял в чинах. Не имевшие их вовсе
стали детьми боярскими. Остальные получили по чину, кто два, а кто
и три больше. Боярский сын Иван, его воспитатель, которого он
считал своей правой рукой, стал московским дворянином. После
заседания думы Пётр планировал сделать его дворянином думским, о
чём и объявил практически сразу, выслушав Мстиславского.
Пётр обвёл всех немигающим взглядом, останавливаясь на
Гедиминовичах и Рюриковичах, пристально глядя на то, как они
съёживались и бледнели.