— Если ты хочешь, чтобы я стал истинным царём, вы должны помочь
мне укрепить страну, — сказал Пётр, избегая как прямого согласия,
так и категоричного отказа. — Но если ты думаешь, что смута
окончена, это - ошибка.
Шуйский улыбнулся. Улыбка эта была змеиной, Пётр уже знал, что
это был только начальный этап долгой игры.
Некоторые, как и Шуйские, стремились удержать за собой старые
привилегии и власть, а другие, такие как Романовы, могли оказаться
более гибкими и полезными для того, чтобы помочь России двигаться
вперёд. Романовы тоже не были белыми и пушистыми, но в их лице Пётр
видел союзников, которые хотя бы не были привязаны к старым
порядкам.
Дни перед коронацией становились всё более напряжёнными. Каждый
день приносил новые новости о том, как разные боярские роды
выстраивают союзы, плетут интриги, договариваются о взаимной
поддержке, делят должности при великокняжеском столе. Пётр не
доверял им всем, но знал, что нельзя их отвергать.
Отца он почти не видел – тот практически не спал, всё время
отдавая формированию войска из рыхлого ополчения, договариваясь с
воеводами и казачьими атаманами, привыкшими к чехарде правителей
Руси и надеющимися больше на свои отряды и ватаги, чем на власть.
Все эти витиеватые разговоры выматывали Дмитрия Михайловича похлеще
битвы. Но князь понимал, что без воинской силы за спиной они с
сыном обречены.
Казаки оказались самой организованной силой на соборе, и именно
их поддержка Пожарского, а не Трубецкого, привела Петра на трон.
Теперь нужно было сделать их управляемыми, столкнув интересы
атаманов между собой и выступая им «отца вместо».
Безопасность Петра обеспечивали восемь десятков бывших
ополченцев, буквально по человеку отобранные старым князем и
«Дядькой Кузьмой», как называл Минина Пётр. Но окончательный выбор
был за Иваном, которому оба Пожарских доверяли как себе.
Безжалостно отвергая родовитых воинов, Иван привлёк к охране
литовского шляхтича Константина Поведского, служившего ещё
Годуновым и тяжело раненого при аресте Фёдора. Мастер сабельной
сечи зарубил шестерых нападавших, но против толпы выстоять
невозможно, и только чудом его посчитали мёртвым и выволкли на
задний двор палат, где его подобрал и выходил монах Афанасьевского
монастыря. Отлично образованный, владеющий латынью и греческим,
Константин не имел амбиций и отличался от многих верностью
слову.