Бучила вышел следом, брезгливо
обходя подтеки черной, дурно пахнущей крови и свистнул в два
пальца. В темноте, среди угрюмых надгробий, проявились низкие тени.
Фигуры поплыли в полосах промозглого хмельного тумана,
превратившись в хмурых, неразговорчивых домовых, увешанных оружием
с ног до головы. Рух узнал вредного Мирошку и того второго, чье имя
совсем позабыл. Домовых было больше десятка.
– Вот теперь тебе будет заноза в заднице,
саженной длинны, – посочувствовал демону Рух. Бес
сдавленно зарычал, силясь подняться на подламывающихся
руках.
Из толпы домовых степенно
вышел Авдей Беспута со свертком в руках, поглядел на беса и
пробасил:
– Этот чтоль?
– Этот, – кивнул Бучила. – Племяша твоего загубил и ребенка
украл.
– Хорошо, – Авдей бородой указал
своим. – Забирайте, ребяты.
Бес вскинулся, заорал,
готовясь подороже продать свою жизнь, но битвы не вышло. Домовые
заработали увесистыми резными дубинками, сильные удары бросили
демона ниц.
Молчаливые коротышки подхватили жертву под руки и потащили за
церковь.
– Моя воля, я б его неделю на куски
распускал, – пожалился Авдей.
– Времени нет, – развел руками Бучила.
– Уговор есть
уговор, – Авдей недовольно
запыхтел. – Натешиться не даешь. На,
твое.
Он бросил сверток, Рух поймал
на лету. Ткань развернулась, приоткрыв сморщенное личико
подменыша.
– Забавная какая
зверуха, – сказал Авдей. –Всего на денек ты мне ее на сохранение дал, а
я как к родному душой прикипел. Ножиком тычу, а он ножками
сучит и улыбка до
самых ушей. Ну бывай, Заступа, некогда мне.
Главный нелюдовский домовой
вразвалочку скрылся во тьме. Иона дернулся было за ним, но Рух
удержал, шепнув на ухо:
– Не стоит на это смотреть, досталась
падле самая поганая смерть.
– А это и правда бес? – голос Ионы
дрожал. – Ни рогов, ни копыт, ни поросячьего пятака.
– Много ты
понимаешь, – обиделся Рух. – Черти с рогами и
копытами только в книжках твоих, потому как ни один пачкун
бумажный, живого беса в глаза не видал. А ты зрил, за это мне
спасибо скажи.
Он увлек монаха в церковь,
звезды блекли, небо на востоке, за изломом черных лесов, пронзила
светлая полоса. Свежий ветер ворвавшийся в храм разогнал вонь серы,
горелой плоти и протухшей воды. Лукерья завалилась на бок в
охранном круге и молилась почти неслышно. «Ну вот, теперь точно
вдова»,