«Такова плата,
Лукерья», – подумал Рух. – «Теперь плачь, молись и меня проклинай.
С сыном твоим увижусь в аду, будет он мне обвинителем и
судией.»
А потом они сидели рядком на
ступенях и смотрели на самый красивый в жизни рассвет. Потерявший и
заново обретший веру монах, рано поседевшая женщина с мертвым дитем
на руках, и проклятый Богом и людьми вурдалак. И солнце светило им
одинаково.
(основой сюжета взято русское
народное предание, записанное замечательным
ученым–этнографом Сергеем Васильевичем Максимовым, и
опубликованное в 1903 году в книге «Нечистая, неведомая и крестная
сила».)
Все оттенки
падали
Господь даровал человеку право на выбор: гнить или гореть,
взлететь или упасть, обнажить меч или трусливо сбежать, жрать
дерьмо или идти с высоко поднятой головой. Мы вольны выбрать свет
или тьму, выбрать дорогу и людей, с которыми нам по пути. Харкая
кровью, разрывая жилы, слыша треск и стоны ломающихся костей,
помни, никто и никогда не отнимет у тебя право на выбор. И только
ангел на Страшном суде решит, верным он был или нет.
Чуть разбавленная мерцанием свечей бархатистая темнота пахла
вином, потом и похотью. Рух Бучила расслабленно лежал на медвежьей
шкуре, поохивая под ударами бедер оседлавшей его графини Бернадетты
Лаваль. Лоснящееся, гибкое тело графини откинулось немного назад,
бесстыдно выставив большую, упругую грудь с вздернутыми сосками,
высокая прическа сломалась, пухлые губки плотоядно закушены. Во
мраке, напудренное, красивое лицо с тонкими, благородными чертами,
приняло звероватые, хищнические черты.
Графиня наезжала в гости два-три раза в год, устав от
новгородского шума, многолюдства и тесноты. По ее заверению:
«воздухом подышать». Что за такой особенный воздух у него в гнилом
подземелье, Рух понять так и не смог. Графиня сваливалась на голову
без предупреждения, задерживалась на пару дней и вновь исчезала,
оставляя после себя сладкую боль в паху и едва уловимый аромат
ванили и роз. Блудили без меры, пили вино, читали привезенные
графиней новые книги. Во время чтения тоже блудили, чего греха-то
таить? В постели Бернадетта была чудо как хороша, фантазией,
выдумкой и долей безумия, выгодно отличаясь от местных деревенских
бабенок, обмирающих под Бучилой со страха. А кому понравится, если
полюбовница в самый важный момент «Отче наш» возьмется читать? Рух
через это к ним ходить перестал. Лучше уж вовсе без баб, авось
заделаешься святым...