– В меня, в меня, – зашептала графиня, изгибаясь и ускоряя
движения.
– Так тут больше и нет никого, – еле слышно прошептал Бучила и
взорвался. Лаваль охнула и прижалась к нему: мокрая, трепетная,
горячая. Она всегда требовала оставить семя в себе. Выводка
крохотных упырят не наблюдалось, да и не такая дура, мечтать
забеременеть от ожившего мертвяка. Рух однажды видел, как она
собирала семя в пузатую склянку. Вопросов задавать не стал. Ну надо
человеку, чего с расспросами дурацкими лезть? Этих колдуний сам
черт разберет. Рух встречал на пути штук пять или шесть, и у
каждой, без исключения, были огромные проблемы с башкой.
– Чудовище ты мое, – обессиленная Бернадетта свалилась рядом,
открывая взору точеную фигурку без капельки жира и лишних волос.
«Какое же дурацкое имя», – подумал Бучила. В своих попытках
разорвать последние связи с варварской Московией, Новгородская
республика не гнушалась ничем. Государство построили на западный
манер, с парламентом и дворянскими вольностями, а теперь и за имена
принялись. В высшем новгородском свете стало хорошим тоном брать
французские имена. Махом, словно свиней не резаных, всяких
Людовиков, Кристианов и Жозефин развелось. Славянские рожи никого
не смущают. Магдалена и все, даром что при крещении Фроськой или
Акулиной была... Срамота.
– В следующий раз будь со мной погрубей, – попросила Бернадетта,
лукаво щуря глаза. – Поиграем в чудовище и невинную деву.
Обещаешь?
– Что-нибудь придумаем, – буркнул Бучила.
– А лучше в царя Ивана и прекрасную пленницу, - оживилась
Лаваль. Слышал о новом увлечении безумного московитского царя?
– Не доводилось, - признался Рух, в тайне очень надеясь побыть
хоть немножечко безумным царем. Наверное интересно вытворять всякие
забавные штуки и знать что ничего тебе за это не будет.
– Ой темнота, сидишь в подземелье своем, – графиня
перевернулась, выставив аппетитно оттопыренный зад. – Царь Иван
собрал в Кремле уродов: карликов, горбатых, сросшихся вместе,
искалеченных, Черным ветром испоганенных, таскает туда крестьянок и
дворянок неугодных и смотрит, как эти страшилища насилуют их.
Только такое зрелище в нем мужчину и пробуждает. Насмотрится и тоже
трахать идет, и женщин и уродцев своих, кто под руку попадет.
– Тебе бы туда, – фыркнул Бучила.
– Дурак, - надулась графиня. – За кого ты меня принимаешь?