Анисим сказал обитателей на хуторе четверо. Сам бортник с
дочкой Варварой тринадцати лет. Жена пропала в лесу больше года
назад, Степан переживал, истомился весь, но потом успокоился,
привел по зиме из Варанихи солдатскую вдову с малым дитем, себе
жену, Вареньке мачеху. Жили тихо и скромно, сторонились людей. В
Нелюдово Степана почитали за колдуна, но это уж как повелось. Для
народа любой живущий на отшибе непременно чернокнижник и слуга
Сатаны.
Его заметили издали. Полная, невысокая женщина, копавшаяся на
огороде, выпрямилась и приложила руку к глазам, закрываясь от
солнца. Рядом нетерпеливо подпрыгивал мальчонка лет пяти. К гадалке
не ходи, новая жена с сыном.
– Здравствуйте, люди добрые, – поприветствовал Рух.
– И ты здравствуй, путник, – женщина напряглась ровно на
столько, насколько требуется с неизвестной харей, выползшей из
леса. И незаметно пихнула мальчишку коленкой под зад.
– Здрасьте, – неприветливо буркнул малец и шагнул вперед,
закрывая мать. Весь опасный такой, посматривающий сурово и
подозрительно, вооруженный деревянным мечом, изляпанным зверски
посеченной крапивой.
– Степан-бортник здесь живет? – осведомился Бучила.
– А кто спрашивает? – женщина уперлась кулаками в бока.
– Заступа. Меня Анисим прислал.
– Ой-ой! – женщина всплеснула рука. – Прости, Заступа-батюшка,
не признала. Ждали, ждали тебя! Я Дарья, Степана жена, а это
Филиппка, сынок, значит, мой. Прошу в избу.
– Заступа-а? – у мальчишки округлились глаза. – Настоящий?
– Всамделишный, – важно кивнул Рух, следуя за хозяйкой.
– А меч у тебя где?
– Дома, под кроватью забыл.
– Как? – Филиппка посмотрел обескуражено. – А чем нечисти бошки
рубить? Меч должон быть!
Мальчишка издал писклявый боевой кличь и, от переизбытка чувств,
одним взмахом расколол висевший на плетне пузатый горшок.
– Негодник! – охнула мать. – Уж задам я тебе!
Филиппка не стал дожидаться расправы, скакнул огромным
кузнечиком и побежал, сверкая голыми пятками. Обернулся, глядя есть
ли погоня, и скрылся в зарослях лебеды.
– Беги, беги, обормот, – прокричала Дарья. – Жрать захочешь –
вернешься, всыплю чертей!
Рух улыбался краешком рта.
– Сладу с ним нет, – пожаловалась несчастная мать, скрывая
гордость за боевитого отпрыска. – Почти новый горшок, ирод,
расколотил.
– Горшки дело наживное, – успокоил Бучила, входя в открытую
дверь. В избе было опрятно и чисто, чувствовалась рука хорошей
хозяйки. На полу домотканные половики, печь свежевыбелена,
тараканов и мышей не видать. Запах стоял особенный –
сладко-приторный аромат гречишного меда, полуденного солнца и
разогретого луга. С непривычки голова кругом пошла. Ах да, тут же
бортник живет, мед, кругом один мед. Спасибо изба не из сот.