– Похоже на кладбище, – Бернадетта заглянула в раскоп.
– На клятское дерьмо это похоже, – буркнул Рух. Ямки оказались
совсем небольшими, в каждой лежала почерневшая деревянная кукла,
замотанная в мешок. По ощущениям, куклы сначала похоронили, а потом
откопали и бросили под открытым небом. Всего он насчитал двенадцать
ям. В последней куклы не было.
– Жуть какая, – повела бровью Лаваль. – Вот за это и не люблю
медвежьи углы. А кормят тут кого?
– А кого угодно, – хмыкнул Бучила. – Требное место. Хлеб, кровь,
молоко. Неумелая попытка задобрить высшие силы.
– Чья попытка? – спросила графиня.
– Наших знакомых с хутора, скорее всего. Не удивлюсь если балует
Степан.
– Почему он?
– Все таким промышляют, кто с лесом имеет дела. Чтобы что-то
взять, нужно что-то дать. Иначе нельзя.
– И как церковь на это смотрит?
– А никак, у церкви своих забот полон рот, за каждым бортником,
охотником или любителем грибочков не уследишь. Знаешь почему нельзя
в одиночку между речками Ловатью и Полой гулять?
– Просвети.
– Людишки там пропадают частенько. Каждый год то трое, то
пятеро. Леса сосновые, строевые, на продажу в Московию и в Европу
идут. Местные живут замкнуто, кровосмешением балуют, чужих хватают
и лесу в жертву приносят, чтобы, значит, деревья валить без ущерба
себе.
– А власти?
– А что власти? – удивился Бучила. – Смерды бесплатно рождаются,
а хороший лес больших денег стоит.
– Хочешь сказать Степан кому–то дочь подарил?
– А вот это скоро и выясним, – загадочно улыбнулся Бучила, и
пошел из лесу прочь.
Ночи еле дождался, как на иголках сидел, растревожился весь, раз
пять выбегал наружу, торопя звезды и серый закат. Наконец,
напоролся на бархатистую темноту, пропитанную остывшим солнцем,
запахами полыни и трелями соловьев. Обратно в подземелье вихрем
слетел, смел со стола всякое ненужное барахло и зазвенел пузырьками
и инструментами. Фыркнула и зашипела горелка, разбросав по стенам
тусклые всполохи.
– Ну расскажи, наконец! – потребовала в конец истомившаяся
графиня.
– Мудрить буду, – Рух, с видом ярмарочного колдуна–шарлатана
выдернул из кармана заляпанный степановой кровью платок.
– Отстирать хочешь? Ну-ну.
– А может и отстирается заодно! – азартно выкрикнул Рух.
Жидкость в медной кружке зашумела и он поспешно убавил огонь. Нужна
горяченькая, ни в коем случае не кипяток, а то вся затея прахом
пойдет. Бучила опустил платок в слабый раствор спирта, уксуса и
мышьяка, ткань надулась пузырем, набрала влаги у утонула, оставив
на поверхности маслянистую пленку. Рух забренчал пузырьками,
воскрешая в памяти нужную формулу. Так, капля щелочи, две капли
настойки мандрагоры, все тщательнейшим образом перемешать.
Готово.