– Упырь провел, – буркнул Федор.
– То-то и оно. Провел и долю свою заработал сполна, –
Тимофей улыбнулся ласково. – И запомни, щенок, за нож взялся, в
дело пускай. Еще раз такой фортель выкинешь, жилы подколенные вырву
и брошу в лесу. Будешь нечисти рассказывать как докатился до жизни
такой. Усек?
– Усек, – Федька одарил Руха испепеляющим взглядом и
скрылся в черной норе.
– Вот работнички, в рот бы им ягоды напихать, – подмигнул
Бучиле Тимофей. – Хотя чего это я? Сам по молодянке таковским и
был, ума нет, гонору и самомнения выше краев. Время и кровь
пролитая, вправят башку. Так, упырь?
– Тут уж как повезет, – усмехнулся Рух. – По моим
наблюдениям чаще из молодого дурака получается старый дурак.
– И то верно, – Тимофей расхохотался и хлопнул по бедрам.
– Савку Одноглазого взять, другана закадычного моего. По молодости
баб перепортил тьму, мне ровесник, а все никак не уймется кобель.
Наладился, хрен старый, к одной купеческой дочке лазить в окно, а
руки не те, сорвался и все ребра об забор поломал. Лежит теперь ни
жив, ни мертв, от боженьки приглашения ждет.
– Все зло от заборов, – философски заметил Бучила. – Ты
поторопи своих орлов, Тимофей. Надо до заката отсюда ноги
унесть.
– Только начали, в рот те ягоды, – Тимофей скривился и по
-утиному переваливаясь утопал в дыру. Донеслось мокрое хлюпанье и
сдавленные матюги.
Рух остался наедине с комарами, болотом и тишиной. С севера
ползли разбухшие лиловые тучи, подворачивая пышно клубящиеся края и
едва заметно озаряясь изнутри короткими вспышками. Быть дождю. На
обвалившейся стене просматривался барельеф: существа похожие на
лягух охотились на зубастых рыбин с длинными шеями. Бучиле
вспомнилась читанная книжка одного башковитого мужика из Москвы.
Профессора или вроде того. Фамилию, клят, позабыл. Занятная такая
книженция про то, что тьму тем годов назад на месте суши было
теплое море от самых Кавказских гор и до туда, где нынче белые
медведи срут. В доказательство приводил рисунки огромных ракушек и
отпечатков в камне жуткого вида рыб, собранных под Москвой, в Твери
и далее по Волге реке. Церковники тогда всполошились, разразился
скандал, книжку запретили и сожгли, писака тот сам чудом не угодил
на костер. Руху теория показалась занятной брехней, а теперь кто
его знает? Может и правда было море, а город стоял на острове? Вот
и думай...