Время, до поры тянувшееся неспешной соплей, сорвалось в галоп.
Летний день стремительно угасал, на воняющее болото упали длинные
тени, мертвые березы тревожно шумели под порывами крепчавшего
ветерка. Копали возвращались дважды, сбрасывали груз и безмолвно
ныряли обратно в стылую глубину. Рух все чаще с тревогой
посматривал на солнце, наливающееся густой краснотой. До темноты
нужно отмахать пять верст до сухого, и неизвестно что ждет на
обратном пути. Уж слишком просто топь пустила в себя. Так муха без
всяких усилий попадает в паучьи силки. Бучила попытался отогнать
поганые мысли, но новые, еще паскуднее, упорно лезли в башку. А
если, пока не поздно, уйти одному? Копали не торопятся, жадность
застила глаза. Горка натасканных сокровищ мокро переливалась в
иссякающих, бледных лучах. И нет никого. Хочешь свое бери, хочешь
два раза свое или три. Набить карманы и ходу. Мужики одни из болота
не выйдут, а чтобы душа не болела, можно вход каменюками завалить.
Мало ли без следа пропадает грабителей древних могил?
Рух тяжким вздохом помянул горемычную судьбину всякого доброго
человека и подобрав полы балахона, полез в сочащийся влагой провал.
Если гора не идет к Магомету, Магомет идет к горе, как много лет
назад говаривал знакомый татарин Иса, хороший человек,
работорговец, клятвопреступник и просто сволочь, каких поискать. От
него, в свое время, Рух вершков бусурманской веры и нахватал. Вера
простая: если при жизни себя во всем ограничивать, ни пить, баб не
итить, молиться на коврике и пост соблюдать, то померев, получишь в
награду бочку вина и сорок девиц. Приманка так себе, честно
сказать. Смысла жить без вина и баб нет никакого, а сорок
девственниц удовольствие крайне сомнительное. Чего с ними делать,
солить? В постели скучища, ничего не умеют, пока одну обучишь –
наплачешься. А после и вовсе взвоешь, от такой прорвы баб. Начнут
козни друг дружке строить, за волосья таскать, одних сапог сорок
пар где напасти? Разоренье одно. С богами вообще надо держать ухо
востро, как с торговцами рыночными. Один перерождение обещает,
второй райские кущи, третий сладкую жизнь, а пока не помрешь, не
проверишь, хитро устроено.
Глаза привыкли к кромешной тьме, под ногами противненько
чавкало, узкий сводчатый коридор уводил в глубину. Рух
поскользнулся и едва не упал, рукой погрузившись в липкую грязь.
Ледяная вода поднялась до колен, Бучила охнул и тут же провалился
по пояс. Ну твою же мать! Балахон придется стирать. Каждый год, что
ли, теперь? Воняло вскрытым склепом, плесневелыми костями и прахом.
Где, сука, копали? От коридора разбегались затопленные отнорки,
грозя сплести лабиринт, выхода из которого нет. Низкий потолок
давил на макушку, завершая картину огромной могилы. Послышались
глухие удары, за поворотом блеснул тусклый свет. Длинные тени
метались в узком пространстве.