– Постой голуба, мы с тобой поворкуем ишшо, – Рух
налег всем телом на рукоять, наслаждаясь сырым хрустом разрезаемого
хребта. Чудище дернулось и обмякло, Рух охнул и повалился спиной в
милосердно-мягкую грязь. Голова стремительно наливалась тяжелой,
хмельной пеленой. Небо кружило серый, дымчатый хоровод, увлекая в
стремительный вихрь острые пики мертвых вершин. Голоса пришли
откуда-то из дали.
– Отбегался упырь.
– Помочь надобно.
– Себе помоги. Уходим, до берега рукою подать.
Сверху нависла размытая тень, лицо опалило горячее кислое
дыхание.
– Прости, упырь, в нашем деле всякий сам за себя, в рот те
ягоды.
Тень исчезла, захлюпали удаляющиеся шаги. Кто-то кричал,
рассыпая проклятия, голос был знакомый, но Рух обмяк, провалившись
в воняющее псиной и падалью, чернильное небытие...
Тьма скрывалась во тьме, пропахшей кровью и тухлой водой, и из
тьмы пришел далекий призрачный зов:
– Заступа. Заступа.
«Суки, отдыху не дают», – пришла в голову мысль. Опять
кого-то спасать, в рот те ягоды... Ягоды? Какие на хер ягоды? Рух
очнулся и вместо родного и уютного подземелья обнаружил себя
лежащим в болоте. Ах вот что за ягоды... С ночного неба хищно
щерился месяц, заливая трясины безжизненным светом. В клочьях
тумана плыли редкие гнилые деревья и выворотни, похожие на
раскинувших лапы чудовищ. Тело сводило болью и судорогой, яд убитой
твари блуждал по жилам, силясь одолеть упыриную суть. Огромные
жвала так и остались в бедре, а само чудовище потихоньку тонуло в
зеленой воде.
– Заступа.
Бучила застонал и повернувшись на бок увидел в трех шагах от
себя Федьку Шелоню, погрузившегося в болотину по самую грудь.
– А ты тут чего? – глупо удивился Рух.
– Утопаю поманеньку, – Федька шмыгнул носом. – Кричу,
кричу тебя, думал помер совсем.
– Я, сука, бессмертный, – бодро соврал Рух и с усилием
разжал капкан громадных клыков. Боль вспышкой рванула виски и он
снова едва не хлопнулся в обморок. Потоком хлынула гнойно-белесая
упыриная кровь.
– Помоги, Заступа, – робко попросил Федька.
– Трофим с Анисимом где? – Рух пропустил мольбу мимо
ушей.
– Бросили они нас, скоты! – чуть не заплакал Федька.
Черная жижа подступила под горло.
– Ах уже нас, – присвистнул Бучила.
– Засту..., хр, фр, – Федор хлебнул сгнившей бурды.
– Ты не дергайся, спокойно сиди, нечего перед смертью
буянить, Бога гневить, – Рух подполз, волоча раненую ногу, ухватил
за шкирку и, поднатужившись, вытянул парня на тропу.