– Какая мразь это сделала?
– Это не мы, – поспешно открестился Донауров.
– Поди сами повесились, – скабрезно вставил Старостин, незаметно
вклинившись между Рухом и графом.
Бучила молниеносно сцапал Старостина за горло левой рукой.
Отставной прапорщик захрипел и безвольно обмяк.
– Повтори, – мило улыбнулся Рух. У Старостина подломились
колени. Мужики поспешно взяли Бучилу на прицел, но он и ухом не
повел.
– Это не мы, – испуганно повторил Донауров. – Слово
дворянина.
– Тогда кто? – Рух чуть ослабил хватку. Не верить графу причин
не было. Дворянин просто так словом кидаться не будет, особенно
из-за такой мелочи, как пара мертвых крестьян.
– Не знаю, – отозвался граф. – Мы пришли, они висели уже.
Думаешь мне самому это нравится? Может и правда сами? Осознали, что
натворили или суда испугались, чернокнижие лютой смертью карается,
и лучше уж так...
– Откуда узнали про стариков? – Рух позволил Старостину
дышать.
– Карл Альбертович их отыскал, – признался Донауров. – Я его для
этого и держу.
– Карл Альбертович, значит, – Рух почему-то совершенно не
удивился. Очередной кусочек занял место в гнусной мозаике. И тут же
насторожился, чувствуя, как по спине когтистыми лапками побежал
пронзительный холодок. Со двора донесся приглушенный, жалобный
плач. Донауров прислушался и, изменившись в лице, прильнул к стене,
из которой был вырублен кусок бревна в ладонь шириной. Бучила
разжал руку, едва живой Старостин упал на пол и принялся хватать
воздух ртом.
– Отойди, твое сиятельство, – прошипел Рух, оттирая графа плечом
и заглядывая в дыру. Анна стояла на коленях перед повешенными и
беззвучно рыдала, подрагивая плечами. Чудовище в образе прекрасной
женщины оплакивало несчастных, доведенных одиночеством до страшного
преступления стариков. Что это было, морок черного колдовства или
что-то иное? Жалость, благодарность, любовь? Что связало лесного
кровожадного духа с бабкой Матреной и дедом Кузьмой? Ответа не
было. Случившиеся не получалось измерить, понять или логично
обосновать. Оставалось верить глазам. Снегурочка плакала, тонкими,
ломкими руками обнимая ноги людей, подаривших ей новую жизнь.
Сбоку заскребся неугомонный граф, жарко и влажно дыша в затылок,
и Бучила посторонился. Донауров приник к отверстию, едва слюни не
пуская от возбуждения. Смотрел недолго и повернулся, в глазах
застыл лихорадочный блеск. Он справился с рвущимся дыханием и
оживленно зажестикулировал мужикам. Высокий опрометью сорвался с
места и тюкнул топориком по веревке, перехлестнутой через балку под
потолком. Лезвие с глухим стуком увязло в бревне, веревка
оборвалась и длинной змеей улетела во тьму. Рух успел прижаться к
дыре и увидел, как с потолка на Снегурочку обрушилась сеть.