– Николя Фонтенбло, он же Фадей Лопухов, он же Осип Лазовский, –
перечислил Александр, словно зачитывая приговор.
– Иворушка! Ох, и ты, Сашенька, здесь! – Васька умилительно
захлопал глазенками. – Рад встрече! Как вы, суки, сыскали меня? Я
ведь все следочки замел.
– Искать всяких пакостников, наше ремесло, – откликнулся Ивор,
разжал хватку и черт шмякнулся на пол.
– Я, конечно, наверное тут лишний, – подал голос Бучила. – Но
может потрудитесь объяснить, какого клята творится?
– Николя немножко набезобразничал, – сообщил Александр. – В
Новгороде сей нечистый работал на нашего хозяина, колдуна Осипа
Шетеня, а пять дней назад пропал вместе с весьма ценной вещью. Где
побрякушка, Николя? – он легонько пнул Ваську под ребра.
– Продал, – заскулил Васька, свившись в клубок. – Нету у меня
ничего.
– Надо вернуть, – улыбнулся Александр. – Шетень на тебя не в
обиде, но, если вещицы не будет через неделю, ты лишишься своей
никчемной жизненки. И не только ты. Посмотри.
Брошенный Александром мешок подкатился Ваське под бок. Черт
дрожащими лапками распутал завязки, заглянул внутрь и издал
сдавленный писк. Рух подошел, скосил глаза и понимающе хмыкнул. В
мешке лежали две отрубленные и покрытые инеем чертячьи башки.
– Господин Шетень обещает каждый день убивать двух твоих
братьев, пока не получит украденное, – пропел Александр. – Да-да,
Николя, в то время, как ты развлекаешься со шлюхами и вином, в
Новгороде умирают черти. И они знают, кто виноват.
– Погодите-ка, – Рух ухватил Ваську за жидкую броденку. – Значит
ты, паскуденыш, нагадил и решил спрятаться у меня?
– Я ду-у-у-мал не сыщут, – заголосил Васька. – Прости, Заступа,
прости. Черт меня дернул, тьфу, да какой черт... Прости,
Рушенька!
– Бог простит, а я тебе копыта из задницы выдеру, – пообещал
Бучила.
– У тебя неделя, Николя, – проскрипел Ивор.
– Заступушка, помоги, – запричитал Васька, хватая лапками за
рукав.
Рух тяжко вздохнул. Все дороги вели в стольный Новгород. Спасать
Васькину дурную башку...
Возок вылетел на пригорок, и через морозный узор на стекле Рух
увидел столицу. Прохор несся, как угорелый, и путь от Нелюдова
занял всего полтора коротеньких дня. Аккурат прибыли 31 декабря.
Великий Новгород, прикрытый со всех сторон бастионами, устремился в
остекленевшие небеса крышами теремов, золотыми маковками церквей,
круглым куполом республиканского Сената, острыми шпилями
белокаменного Кремля и дымящими трубами мануфактур. Город готовился
к невиданным празднествам, тракт, укатанный до ледяной корки и
коричневый от навоза, запрудили конные и пешие, обозы и сани.
Перекрикивались, не уступали дорогу, дрались. Орали дворяне,
матерились гуртовщики, на повороте опрокинулся воз с мясом, и
свиные полутуши перегородили движение. Бурный людской поток
ручейками растекался по сторонам, направляясь к одним из сорока
шести проезжих ворот.