Рух подошел
к размокшему, старому шкафу. Дверца открылась бесшумно,
просто приставленная на нужное место. Давно хотел починить, да все
недосуг. Весь в заботах,
то спать надо, то жрать...
Изнутри, в лицо, бросилось нечто,
показавшееся с перепугу крупным и злым. Рух отшатнулся и закрылся
рукой. По голове полоснуло упругое кожистое крыло. Угревшийся
внутри нетопырь мерзко пискнул и выпорхнул в залитый чернильным
облаком коридор.
– Тварь! – крикнул мохнатому ублюдку Рух.
– Попадись мне!
Насмешливый писк летучего мыша затерялся в проходах.
Напугал гадина, сто чертей тебе в дышло. Бучила чуть успокоился и
достал самый праздничный и по совместительству
единственный балахон.
Когда-то дивно прекрасный,
сотканный одной знакомой ведьмочкой из шерсти
черной козы, крашеной дикой лапчаткой и дубовой корой. Умелицей
была та рыжая ведьма, и не только в шитье... Рыжая, конопатенькая,
жаркая, словно огонь. Славные были ночки… Время не знает
пощады. Озлобевшие в бескормицу смерды забили ведьму камнями, тело сожгли и
развеяли прах, а ряса износилась, обтрепалась и утратила цвет.
Выбросить не поднималась рука.
Он бережно, боясь окончательно
изорвать, встряхнул одеяние и чихнул так, что едва не оторвалась
голова. Лохмотья взметнули облако едкой, удушливой пыли. Жаль
солнца нет, уж больно пылинки красиво пляшут и кружатся в лучах.
Рух медленно облачился, жесткая, засаленная, покрытая соляной
коркой ткань царапала кожу. Накинул капюшон.
На улице выводили печальные
женские голоса:
– И плавала утица по
росе,
И плавала серая по
росе.
И плакала девица по
косе,
И плакала красная по
косе.
Ой, нетерпеливые. Свадьба в
високосный год добра не сулит, жизнь у молодых не заладится. Ну и
ладно, стерпится-слюбится. Опыт-то
есть. Свадьба эта у него не первая, не вторая и дай Бог, не
последняя. Бог, кхе. Церковь не одобряла таких выкрутасов, но какое дело Руху до Церкви? Святоши не
трогали Руха, Рух не трогал святош. Всем хорошо. Тем более вдовцам дозволяется жениться
сверх меры. Рух как раз из таких. Из вдовцов.
Многократных.
Он шел запутанным лабиринтом
комнат, коридоров и тупиков. Из пролома в крыше синеватым потоком
лился свет зловеще ухмыляющейся луны. Капала вода. Не ахти какое
жилище, зато сам себе на уме. И прежний хозяин не против. Умер
давно. Дом на лысой горе