– Сбежишь, как котеночка
удавлю, – пообещал Бучила и разжал хватку. Федя едва
не упал, залепетал
неразборчиво и спрятался
у упыря за спиной.
До ободранного мужика остался
десяток саженей, Бучила почувствовал тошнотворный запах
тухлятины, мокрой псины и стоялой воды.
– Помалкивай, – погрозил Рух
напарнику. – Выкинешь чего – тут
тебе и конец. Усек?
– Усек. – Федя утробно
сглотнул. – Там… там… о-ё-ёй…
– Он не опасный,
наверное, – Рух, не сводя глаз с ковыляющего
страшилища, вытянул руку. – Эй
мужик, а ну осади, боимси тебя!
Мужик послушно замер, весь
перекосившись на правую сторону. Остатки одёжи висели лохмотьями,
вместо лица маска из сукровицы и грязи. Борода и шевелюра свалялись
в колтуны, набитые листьями, веточками и сосновой хвоей. Незнакомец
закрутил головой на манер прислушивающейся собаки. Корка на щеке
лопнула, сочась отвратительной зеленцой. Почерневшие губы с трудом
разлепились и мужик неуверенно прохрипел:
– П-п-п…, – он
задумался, силясь вспомнить нужное слово. – П-помогите…
– Только не подходи, помощь
близка, – Рух
сделал успокоительный жест. – Звать тебя как?
– Э-э,
мум…, – страховидло
задумалось. – Э-э,
п-п… П-памяти
нет, отшибло…
– Пить надо меньше, – посоветовал Рух. – Давай вспоминай. Имя, коим при крещении
нарекли. Ну или при обрезании, хер тебя разбери.
– П-п…
– Да понял, что пы.
На лице мужика проявилась улыбка,
похожая на пнутую в бочину сгнившую тыкву. Он шумно замотал
головой.
– П-пантелей
я. П-помогите…
– Ну вот, а то заладил, не знаю, не помню. А
сам ишь, башковитый какой. Ты откуда?
– П-п-пу…
– Не помнишь?
Пантелей обрадованно
закивал.
– Здесь чего забыл? Гуляешь?
– П-п-пр…
– Ясненько, – Рух
подошел ближе. От запаха слезились глаза. Федя держался молодцом и
о побеге больше не помышлял. А может сознание с
открытыми глазами потерял. Страх дело
единоличное: кто
портки дерьмом
ляпает, кто обмирает, кто
дурнем орет. Федя вон, похоже, все стадии
испытал. – Ты,
Пантелеюшка, замри, я гляну чего у тебя на уме.
– У-ур, – Пантелей послушно подставил
башку.
Бучила осторожно вытянул руку,
готовый отпрыгнуть и сигануть в кусты при малейшей опасности.
Досталось мужику здорово: тело исполосовано, в прорехи остатков
одежды виднелись кровоподтеки и засохшие струпья, на лице ссадины и
порезы, кожа на темени сорвана, чуть ниже набухла шишка размером с
кулак. Когда так изгвоздают, не только памяти лишишься… Ладонь
коснулась лба, Пантелей задрожал осинным листом.