– Ох Лукерья, Лукерья, только, вроде,
наладилось все. Знать плохо село
стережешь? – не
понятно чего было больше в голосе Ионы, горечи или
насмешки.
– Знать плохо, – согласился Бучила.
– А от меня надо чего?
– Мать еще может дите отмолить. Пусти в
церковь на три ночи, Иона.
Иона посмотрел пристально,
пожевал губу и сказал:
– Хочешь Лукерью с нечистью тягаться
заставить.
– Я рядом буду.
– Это страшнее всего. Не выручить
ребенка, так Лукерье и передай, Бог дал, Бог взял.
– Надо попробовать.
– Гордыня
взыграла? – прищурился
Иона. – Отступись, Заступа, тебе все едино,
души нет, а Лукерью не трогай, она и без того горя хлебнула лишка.
Муж сильно тиранил ее.
– А мне она другое
плела, – удивился Рух. – Мол сильно любит, уважает и вскорости с
подарками ждет.
– Может и ждет, кто этих баб
разберет, – неопределенно пожал тощими плечами
Иона. – Петька Ратов греховодник и душегуб. Был
хороший мужик, роботящий, а потом понесло, Лукерью бил смертным
боем, ходила вся в синяках, измывался по всякому, в избе на цепи
железной держал, чтобы люди не видели. Говорил я с ним, стыдил,
убеждал, карой небесной грозил. Куда там — стоит, кивает, вроде
слушает, а сам далеко-далеко. Я к нему спиной повернусь, так страх
какой, не приведи Бог. Последний раз он меня с крыльца спустил и
палкой отстегал словно шелудивого пса. Смех Петькин, сатанинский,
до сих пор в ушах. Боялись его в селе, нравом крут, на расправу
скор, чуть что в драку лез. А если рожу побьют, то обидчика
непременно подстережет, да голову раскроит. Пить крепко стал,
неделями из запоя не выходил. Зимой, на ярмарке пропился до
исподнего, и к соседу, Фролу Камушкину, в избу залез, набил котомку
добра. А тут Фрол с женой и пришли. Зарубил обоих Петька топором и
убег, поймать не смогли. Говорят видели его в Москве, в кабаке, в
компании срамных крашенных баб и разбойного вида мужиков. Деньги
швыряли горстями, вино пили, дрались. Может и обозналися
люди.
Рух ухмыльнулся про себя.
Теперь понятно почему Лукерья молчала, стыдища такое рассказывать,
то ли есть муж, а толи и нет. И неизвестно как лучше. Ну ничего,
бабская доля такая, не она первая, не она и последняя. Бучила
внимательно поглядел на попа и сказал:
– Знать окромя дитя ничего у Лукерьи и
нет? Подумай Иона, вызволим ребенка, богоугодное сделаем, ты
святости наберешь, мне, глядишь, какой пустяшный спишут
грешок.