— Что вы предлагаете, генерал? – взволнованно спросил его
начальник штаба.
На его глазах выступили слезы, как и у многих присутствующих. Он
уже знал ответ.
— Капитуляцию! Сложим оружие перед русскими. Только не перед
австрийцами. Мы их столько раз били, что они не заслужили такого
подарка.
— Вас окрестят предателем!
— Я возьму на себя этот грех. К чему губить цвет нации? Лучшие
люди страны собрались под нашими знаменами. Жертвовать ими я не
готов, как и простым людом. Поля стоят с неубранным хлебом. Войска,
как саранча, оставляет за собой пустые разоренные селения. Мы уже
испытываем проблемы с продовольствием. Дальше будет только
хуже.
— Австрийцы нас расстреляют!
— Будем надеяться на благородство русских. Буду просить их о
защите.
— Мы принимаем ваше решение, генерал! Давайте оповестим всех,
чтобы исключить кривотолки, что это мнение не только нашего Артура,
но всего Военного Совета!
— Обнимемся, товарищи по оружию! Быть может, другого случая нам
не представится.
Офицеры встали и бросились обниматься. Они предполагали, что
судьба уготовила им страшный жребий. Но надежда еще жила в их
сердцах. Увы, большинство из них ждал расстрел или виселица.
Позднее их назовут Арадскими мучениками.[2]
… Мусульманский дивизион, преследуя в составе отряда генерала
Ридигера отступавших венгерцев, встал на постой в окрестностях
деревни Артанд. Местный помещик пригласил офицеров на обед,
клятвенно заверив, что на столе будет одна баранина. Ему было
интересно посмотреть на «дикарей», а Косте – расспросить о его
отношении к восстанию.
— Лозунг «Элиен Кошут» (Да здравствует, Кошут) уже не так
популярен в народе, – уверял отставного хорунжего хозяин дома. –
Во-первых, мы устали от войны. Во-вторых, отмена крепостных
повинностей больно задела дворянство. Даже мелкопоместное, ибо оно
лишилось своего привилегированного положения и освобождения от
податей. В-третьих, мы уже видим в Кошуте не пламенного вождя, но
недобросовестного мечтателя. Зачем он только провозгласил
независимость? От этого акта больше вреда, чем пользы. Красивый
жест, повлекший тяжелые последствия.
— Зачем же вы подняли мятеж? Глядя на богатство вашего края,
нельзя утверждать, что вас жестоко угнетали.
— Богатство – одна лишь видимость. Нам не давали возможности
развивать свою промышленность. А язык? Все официальное
делопроизводство велось исключительно на латинском языке. И еще.
Австрийцам нет никакой веры. Сегодня они обещают, завтра забирают
свои слова обратно. И предельно жестоки. Нет в них
благородства…