— Песнь Сварожьего Круга — это не слова. Это — путь. Каждый шаг
— звено. Каждый выбор — струна. И ты стал струной. Звучишь. Но
слышишь ли себя?
Вдруг она заговорила о себе:
— Я — дочь двух земель. Отец — древлянин. Мать — из рода
волхвов. Меня… не приняли ни там, ни там. Я была между — всегда.
Пока… не позвал Велемир. Он сказал: «Ты — чаша. Через тебя — пойдёт
время.» Я не поняла тогда. Но пошла. А ты? Откуда ты пришёл? И кто
ты был?
Илья решил сказать правду.
— Я был тем, кто копал землю. Ищущим тех, кто жил до меня. Я жил
в мире, где ваше время — уже прошло. Где Ольга — это имя из книги.
Где Игорь погиб.
Радана замерла:
— Ты знаешь, что будет?
Илья закрыл глаза.
— Знал. Но теперь не знаю. Всё меняется. Ты. Я. Это место. Всё —
плывёт.
Тяжёлые шаги. Звук ключа в замке. Стражник. Взгляд — как
топор.
— Чужак. Пора.
Илья поднялся. Колени дрогнули, но он — встал. Не моля. Не
прося. Крик Раданы взорвал темноту как удар грома:
— Призовите Велемира! Пусть он скажет — кто он! Пусть волхв
решит, что тут правда!
Стражник бросил на неё взгляд:
— Откуда ты знаешь Велемира, девка? А ну идём со мной.
Узников повели по двору. Земля под ногами была твёрдой, влажной,
пахла осенним холодом и золой от вчерашних костров. Небо было
серым, как натянутая кожа над оком судьбы.
Илья шёл. Руки — связаны. Спина прямая. В груди — тишина. Ни
страха, ни гнева. Только одно слово: идти. Странник в нём говорил –
это не конец пути. Смерть – это просто двери. куда откроются врача
на этот раз?
Вокруг собрался люд. Кто-то молчал, кто-то шептал. Кто-то
смотрел, как смотрят на то, что нельзя изменить.
— Это он, — сказала женщина с корзиной, — чужак. Ольга велела —
казнить.
— Смерти ему, — бросил старик, — за что жить тому, кто клянет
князя.
— А может, он правду рёк? — прошептал кто-то из толпы.
Но слова растворялись в воздухе, а над ними стоял глухой звон
тишины.
Илья увидел — помост. Простая доска, а на ней — плахa. Сталь
топора, заточенного коротко, с холодным блеском.
Стражник толкнул его вперёд:
— На колени.
Илья не встал на колени.
— Ты ослушаешься?
— Нет, — ответил Илья, — я стою.
Стражник стиснул зубы, но не ударил. Сказал, не глядя:
— Молись своим богам.
— Кому? — спросил Илья. — У меня нет богов.
И тогда сквозь гул толпы прорвался голос. Женский, резкий, как
треск молнии: