— Город древний, но не старый, — сказал Вадимир, оглядываясь. —
В нём жива не стена, а сердце.
Их провожал воин Святослава — крепкий, с суровым взглядом и
бородой, заплетённой в косу. Он шагал твёрдо, как тот, кто знает
каждый камень здесь.
— Святослав велел, чтобы у вас был кров. И изба нашлась.
Непростая, но честная.
— Чья она? — спросил Илья.
— Была семья, — ответил воин. — Мужик добрый, Гостомысл звали.
Но ушёл на войну с печенегами — да не вернулся. Жена — в сырой
земле. Сын его – дружинник Ольгин. А остался в избе один — старик,
отец его. Дедушка старый, одинокий. Сидит — да смерть ждёт, больше
ничего.
Он остановился и посмотрел прямо на Илью.
— Святослав сказал: если хотите, живите там. А старика…
присмотрите за ним. Нечего ему одному уходить в ночь.
Илья встретил его взгляд.
— Мы останемся. И если сможем — поможем.
— Вот и правильно, — кивнул воин. — Потому что в Изборске кров —
не только крыша, но и память.
Изба стояла у самого края города, под сенью старого дуба. Бревна
её были тёмны от времени, но крепки. Крыша укрыта соломой, у окна
висел венок из чернобыльника — оберег. У крыльца — поленница, но
дрова истлели, покрылись мхом.
Из дверей показалась тень. Илья увидел старика — худого,
согбенного, с длинной седой бородой и глазами, как старая вода в
колодце. В руках — клюка, на плечах — холщовая рубаха.
— Кто идёт? — голос был хриплым, но не слабым.
Илья шагнул вперёд.
— Мы — путники. Святослав велел нам найти кров здесь.
Старик посмотрел долго. Потом сказал:
— Крова у меня хватит. А рук — нет. Если руки ваши — честны,
входите.
Они вошли. В избе пахло травами, воском и печной золой. Стены
были украшены рушниками, а в углу стоял образ Сварога — солнце с
человеческим лицом. На полке — глиняные горшки, а над очагом —
старые куклы-обереги.
— Я — Гостомысл, — сказал старик. — Не тот, что был, а тот, что
остался. Живу, да зову жену каждую ночь. Но не идёт она.
Он опёрся на клюку.
— Если жить будете — живите. А если уйдёте — след оставьте. Но
слово своё держите: печь топите, двор смотрите. И… слушайте, если
дом заговорит. Потому что старый дом — это память. А память — не
молчит.
Илья смотрел на него — и увидел не старика, а часть земли, часть
песни, которую он ещё не слышал.
— Мы будем здесь. И мы услышим.
Гостомысл посмотрел на него пристально, и во взгляде блеснуло
что-то, похожее на знание.