— Ты кто таков?! — Голос резанул воздух, грубый, как скрежет
точила по мечу.
Илья дёрнулся и замер, ощущая, как спина липнет к влажной земле.
Он поднял глаза. Перед ним был человек из бронзы и стали.
Высокий, с тяжёлым мечом в правой руке, а в левой — щит,
изъеденный временем и боями. Лицо жёсткое, как высеченное из камня,
с бородой цвета пережжённой меди. На предплечье — медный браслет с
резными знаками.
За его спиной — ещё трое. Один — моложе, с остролицым лицом и
косицей, на поясе — короткий нож с волчьей головой на рукояти.
Второй — коренастый, с разбитой губой, из которой сочилась тонкая
струйка крови. Третий — седой, но с глазами волка. Все были в
кольчугах, их латы темнели пятнами, а оружие — работало. Не
блестело — жило.
— Ты кто таков? — повторил главный, шагнув ближе. Его голос
звучал так, будто после ответа должен был последовать удар.
Илья сглотнул. Горло было сухим, а мысли — спутанными. Но он
сумел выдавить:
— Я… Илья. Ветров.
Воин сузил глаза. Его взгляд скользнул по одежде Ильи — куртке,
джинсам, кроссовкам.
— Нет таких родов на Псковщине, — голос звучал с нажимом. — А
речи твои… странные.
Парень с косицей сплюнул в траву:
— Волхвы разберутся. Пусть скажут — чей ты слуга.
Коренастый шагнул вперёд, вскинув копьё. Острие замерло у груди
Ильи.
— Может, и не надо к волхвам? Может, здесь оставим?
Илья хотел поднять руки в знак сдачи, но… его правая ладонь
обожгло теплом. Он дёрнул взгляд вниз — и увидел амулет. Он был с
ним. Висел на шее — и теперь… горел. Мягким, тёплым, но живым
светом, пробиваясь сквозь ткань.
— Он держит знак Сварога! — выдохнул воин с косицей, голос его
дрогнул. — Это знак!
Их страх был древнее их самих. Коренастый сразу отступил на шаг,
копьё дрогнуло:
— Волхвы решат! — его голос, ещё минуту назад угрожающий, теперь
звенел настороженностью.
Но у главного воина — рыжебородого — голос остался ровен:
— Решат. — Но в его взгляде мелькнуло сомнение.
И тогда… Лес заговорил.
Деревья застонали, их кроны зашептались, будто ветви стали
языками. Ветер пахнул сыростью и чем-то гнилым, принесённым из
самой глубины чащи.
Из кустов послышался шорох — тяжёлый, хриплый, звериный. Оно
вышло. Выглядело, как волк. Но это был не зверь. Глаза его горели
багровым пламенем. Из пасти тянулся пар — горячий, как от
кузнечного горна. Тело оплетали дымные тени, дрожащие, будто готовы
сорваться в прыжок.