— Чего тебе, малец? — бросил я,
когда он все-таки приблизился.
Он шмыгнул носом, переступив с ноги
на ногу, и вдруг зашептал, быстро, будто боялся, что его
услышат:
— Слышал я вас, капитан. Вам корабль
чинить надо, да? Не связывайтесь с этими лодырями. Есть старик
один, в заброшенной верфи. За копейки возьмется, а сделает —
залюбуешься.
Я прищурился, глядя на него.
Заброшенная верфь? Это уже интересно. Но в порту каждый второй
готов соврать за пару монет, так что я решил проверить.
— И где его искать?
Мальчишка ткнул пальцем куда-то за
склады, в сторону старых пирсов, где торчали лишь гнилые балки да
ржавые крюки.
— Там, за углом. Там никто не ходит,
— шепнул он. — Только тихо идите, он чужаков не любит. Но вам
поможет, если попросите.
С чего бы это? Или это западня для
простачков? Я погладил свой верный крюк. Ну пусть попробуют меня
взять.
Я кивнул, бросив ему мелкую монету
из кошелька. Он поймал ее на лету и тут же юркнул в толпу, будто
его и не было. Я постоял с минуту, глядя в ту сторону, куда он
указал. Заброшенная верфь. Старик. Может, это не засада? Сквиббс и
его шайка могли подставить меня и здесь, но я сомневался, что они
будут продумывать до таких мелочей. Проще нанять бретера, который
исподтишка пырнет меня.
Ладно, кажется я на ровном месте
придумываю проблемы. «Принцесса» будет быстрее ветра, чего бы мне
это ни стоило.
Я поправил бандану и зашагал вдоль
набережной, к той самой заброшенной части порта.
Солнце клонилось к закату, заливая
Сент-Китс багровым светом, от которого вода в бухте казалась
раскаленной лавой. Ветер тащил с моря запах соли и гниющих
водорослей, а чайки орали что-то на своем, на птичьем. Я свернул за
склады, туда, куда указал мальчишка, — в ту часть порта, где жизнь,
похоже, давно выдохлась. Доки тут стояли пустые, доски под ногами
гнили, а ржавые цепи свисали с балок. Если тут и был старик, о
котором говорил пацан, то он явно не любил шумных гостей.
Я замедлил шаг, оглядываясь.
Впереди, за грудой полусгнивших бочек, виднелся старый ангар —
покосившийся, с дырявой крышей, через которую пробивались лучи
заката. Оттуда доносился звук — слабый, но отчетливый: стук молотка
о дерево. Я прислушался. Один удар, второй, пауза — и снова. Ритм
был ровный, не суетливый. Это было что-то другое — работа человека,
который никуда не торопится, потому что делает ее для себя.