Дверь скрипнула, я напрягся, рука
сама сжала крюк, который лежал рядом. Тяжелые и быстрые шаги
приблизились. Я выпрямился, готовый встретить хоть черта с рогами.
Кто бы ни пришел, я хотя бы не буду лежать, как дохлая рыба на
берегу. Дверь распахнулась, в каюту шагнул хмурый Морган с руками в
карманах, глаза блестят, как у волчонка. Я выдохнул, расслабляясь,
но не до конца — что-то в его виде мне не нравилось, слишком уж он
был напряженный.
— Ну что, Крюк, очнулся? — заявил
он, но без обычной насмешки. — Три дня тебя в чувство приводили, а
ты все храпел, как после бочки рома.
— Три дня? И что, я все это время
тут валялся? А корабль кто в порядок привел?
— Три дня, — кивнул он. — После
дуэли тебя сюда притащили, чуть живого. А «Принцессу» на верфи
подлатали, как ты и велел. Все готово, кубрики новые, камбуз сияет,
каюта вот твоя — сам видишь.
— Вижу, — буркнул я, оглядываясь
снова. — Это что, я теперь в барском доме живу, а не на бриге?
— Верфь постаралась, — хмыкнул
Морган, потирая шею. — А каюту я велел доделать, чтоб ты очнулся и
не в трюме. Капитану полагается.
Три дня я был без памяти, а он тут
все на ногах держал. Молодец. Но вопрос остался — кто меня зашил? Я
потрогал повязку снова, глядя на него, и буркнул:
— Ладно, с кораблем ясно. А это кто
сделал? — ткнул я пальцем в грудь. — Ты, что ли, иглой махал?
— Не я, — покачал он головой, и в
глазах его мелькнуло что-то странное, то ли злость, то ли уважение.
— Тут другая история. Скоро сам узнаешь.
— О как, — хмыкнул я, откидываясь на
подушку. — Ну, давай, зови своего лекаря. Посмотрим, кто меня с
того света вытащил.
Он кивнул и шагнул к двери, а я
остался сидеть, глядя на картину с кораблем. Три дня без памяти,
каюта как из сказки, и Морган, что чего-то недоговаривает. Ну и
денек начинается, черт возьми.
Я сидел на койке в своей новой
каюте, все еще щупал повязку на груди и разглядывал резной стол,
что блестел в солнечном свете, льющемся через окно. Морган только
что вышел, пообещав привести того, кто меня с того света вытащил, а
я все пытался понять, как три дня без памяти могли так перевернуть
мою жизнь. «Принцесса Карибов» сияла, как новая, каюта стала похожа
на барский покой, а я, вместо того чтоб гнить в земле после дуэли с
Педро, лежал тут, живой. Швы под пальцами были ровные, крепкие, без
жара и гноя — работа не дилетанта, а я, как врач, знал, что такое
не каждый сумеет. Но кто?